Прогулки по Москве |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Прогулки по Москве » -Архив игровых тем » Северное сияние во имя любви
1. Название:
Северное сияние во имя любви
2. Участники:
Дмитрий Соломин (ака Оля), Генрих фон Велмерг
3. Время и место:
Конец марта 2031 года, колония поселения, примерно в 30 км от г. Салехард в Ямало-Ненецком АО
4. Краткое содержание:
Для того чтобы сделать важный шаг в своей жизни и жениться на Ольге, Генрих решил, что просто обязан просить разрешения на это у ее отца.
5. Статус:
реал
Отредактировано Ольга Калиновская (2013-10-26 14:47:41)
Примерно в тридцати километрах от славного города Салехард уже несколько десятков лет располагалась колония поседения. Вообще, Ямало-Ненецкий АО был популярный районом в России для ссыльных, каторжников и осужденных. Еще с царских времен, сюда было принято ссылать всех, кто нарушал закон или был политическим преступником. В условиях полярного дня и ночи, в вечной мерзлоте и бушующих ледяных ветрах, считалось, что преступники исправятся намного быстрее и лучше.
Именно в такой колонии-поселении № 125 и оказался Дмитрий Сергеевич Соломин. Условия содержания здесь были менее суровы, нежели в исправительных колониях или даже СИЗО.
Тут осуждённые содержались без охраны, но под надзором администрации колонии. В часы от подъёма до отбоя они могли свободного передвигаться на территории колонии-поселения, с разрешения администрации могли быть вне территории колонии без надзора. Им разрешали проживание со своими семьями не только на территории колонии-поселения, но и вне её. Заключенные могли иметь при себе деньги, пользоваться обычной одеждой и иметь некую свободу.
В такие колонии обычно садили тех, кто не совершал тяжкие преступления, не был рецидивистом. Дмитрий не относился ни к какой из этих категорий. Суд признал его и Станислава виновными в экономических преступлениях и сослали сюда. Срок им был назначен в семь лет. Учитывая, что обоим осужденным было уже практически семь десятков лет, то мало кто сомневался в том, что они из заключения вряд ли выйдут живыми.
Шел уже седьмой месяц заключения. Дмитрий медленно брел вдоль здания администрации колонии и курил сигарету. До конца обеда оставалось еще минут пятнадцать. Поесть он уже успел, а возвращаться на рабочее место пока не хотелось. Почти все заключенные работали в производственном цеху, который занимался изготовлением сетки-рабица и поставкой в другие регионы России. Соломину и Калиновскому повезло больше, чем остальным. Едва они попали сюда, администрация быстро решила, что такие ценные кадры с финансовым образованием не должны пропадать, плетя железную сетку. Их определили в помощники к бухгалтерам. Даже назначили зарплату в семь тысяч рублей.
Март в этом году выдался холодный и зима по-прежнему свирепствовала в этом регионе. Пиная снег ботинком, Дмитрий размышлял о том, разрешат ли ему позвонить? У его старшего внука Владислава и у Ольги в начала апреля будет день рождения и он хотел бы поздравить на словах. Да и вообще, услышать голос дочери он уже бы воспринимал за счастье. Узнать, что она жива и здорова – это главное. Да и Янек с ней, вместе у них получится выжить!
- Соломин! – Дмитрий обернулся на окрик. Его звал заместитель Начальника колонии. Ему махнули рукой, призывая его подойти. Пришлось подчиниться. Замечтитель был не один. Зрение Соломина уже давно подводило, а очки остались на рабочем столе, так что разглядеть кто сопровождал зама он не смог.
- Здравствуйте, Виктор Иванович, - вежливо поздоровался он с человеком, который ему в сыновья годился, но тут он мог им командовать.
- К тебе тут гости, - усмехнулся Виктор Иванович и чуть отошел в сторону, показывая с кем он пришел и на немой вопрос где можно им пообщаться, ответил. – Веди к себе в общагу.
Он имел в виду комнату, где они вдвоем жили со Станиславом. Сам же Стас сейчас был в местном лазарете - подхватил сильную простуду и Дмитрий навещал его каждый вечер после работы. Выписать обещали к концу этой недели.
Хлопнув Соломина по плечу, Виктор ретировался в сторону здания администрации.
Дмитрий затушил бычок дешевой сигареты носком ботинка и наконец посмотрел кто к нему пришел. Ожидал он увидеть кого угодно, но только не фон Велмерга.
- Генрих?! – удивленно вскинул брови Дмитрий и протянул руку для рукопожатия. Это было сделано, чтобы хоть немного сгладить неловкость. Соломину и правда было неудобно. Меньше всего он хотел, чтобы его видели в таком виде, что сейчас. Мужчина был одет в простой черный пуховик. Он был весьма небрежно застегнут из под которого виднелся грязно желтого цвета джемпер.
По сравнению с Генрихом, одетым как всегда с иголочки, он ощущал себя бомжом и нищим. Хотя последнее была сущая правда.
- Какими судьбами?! Рад тебя видеть!
Он и правда рад был его видеть. За время, что он пробыл тут, Ольга всего лишь раз написала письмо, где сказала, что у них все хорошо. Да и вообще оно было небольшим и общими фразами. У Соломина создалось впечатление, что дочь многое скрывает и недоговаривает. Фон Велмерг оказался сейчас именно тем, кто возможно мог быть в курсе что происходит в нормальном мире. У Дмитрия наверное на лице был написан один единственный вопрос "Как моя дочь и внуки?!" и второй вопрос "Что ты тут делаешь?!"
Отредактировано Ольга Калиновская (2013-10-26 14:48:45)
Будучи уверенным в том, что он жениться на Ольге, Генрих решил просить разрешения жениться у отца женщины. Это было даже не дань традиции, а просто потому, что мужчина ощущал ответственность, которую он брал на себя. Он хотел войти в семью, которая уже давно сформировалась. И чтобы не чувствовать себя лишним, он решил переговорить с Дмитрием Сергеевичем лично. В свое время он помог ему организовать клинику, а хорошее немец помнил всегда. Да и вряд ли отец Ольги знал о том, происходило в «свободном мире», за колючей проволокой. И если, Соломин выйдет на свободу это предотвратит нежелательные последствия. Все же стоило учитывать возраст мужчины. Да и заключение в суровых условиях Ненецкого АО не способствовали укреплению здоровья.
Суровость условий, Генрих подметил сразу же, как сошел с трапа самолета. Он был явно одет легче нужного, даже учитывая, что на дворе стоял март. Добравшись из Салехарда к колонии, фон Велмерг был уже твердо уверен в том, что Дмитрий Сергеевич может вполне и не пожелать с ним даже разговаривать. Волнение нарастало, и немец начал терять уверенность в том, что он получит согласие на брак с Ольгой. Не смотря на то, что он хорошо довольно был знаком с Олей и с публичной жизнью Калиновских он понятия не имел, какие были взаимоотношения между Дмитрием Сергеевичем и Яном.
Пройдя личный досмотр, Генрих попал на территорию колонии в сопровождении заместителя начальника колонии. Досмотр показался мужчине крайне унизительным, а ведь он лишь посетитель. У него забрали телефон, мелочь, которая была в кармане пальто. Перевернули и его личный портфель. Фото Ольги выпало из него так небрежно, что немец едва сдержался от негодования. Составили подробную опись. Процедура показалась немцу еще и очень затянутой, и поэтому он был рад, что не взял с собой ничего лишнего.
- По Вам сразу видно, приехали из столицы, - усмехнулся сопровождающий, когда Генрих в очередной раз едва удержал равновесие поскользнувшись. В это время в Москве уже наступила весна, а вот здесь, будто только-только в свои права вступила зима.
- Не ожидал, что здесь настолько холодно, - ответил мужчина. – А долго ли нам идти до его общежития?
- Да вон же он! – воскликнул Виктор Иванович и ускорил шаг.
Генрих отстал, весенние ботинки скользили по снегу. Среди окружающих его людей он выделялся и выглядел весьма неуклюже в своем легком пальто. Догнав заместителя начальника колонии, фон Велмерг наконец-то увидел Дмитрия Сергеевича. Немец чуть медлил, но все же, когда Виктор Иванович оставил их одних, Генрих протянул руку отцу Ольги, пожал ее, подметив, что мужчина, не смотря на обстоятельства все же тверд. Это ощущалось в его рукопожатии. А вот внешний вид был печальным. Еще никогда Генрих не видел Соломина в подобном виде. Бесформенный пуховик и желтый джемпер какого-то грязного цвета. Теперь, казалось, будто это он пришел к Генриху, чтобы взять у него ссуду для бизнеса.
- Добрый день, Дмитрий Сергеевич! – поприветствовал мужчину немец. – Решил проведать Вас, - чуть менее уверенно произнес Генрих. – Я бы хотел переговорить с Вами, желательно без посторонних.
Уловив на себе взгляд отца Калиновской, фон Велмерг постарался не выражать свое волнение, хотя ему было тяжело это сделать. На короткий промежуток времени он даже перестал ощущать холод.
Идя по коридору в комнату за Соломиным, Генрих заглядывал в открытые двери. Он никогда не бывал в подобных местах, и ему было любопытно. Комнаты были похожи друг ну друга. Кухня, мимо которой они прошли, была похожа на вполне обычную. Два небольших холодильника, электрическая плита и большое количество кастрюлей и сковородок, которое бросилось Генриху в глаза. Комната отдыха, через которую они так же прошли, была пуста, но в ней был телевизор. Однако, насколько понял фон Велмерг там показывали только то, что было разрешено. Комната для курения, туалетная и душевые.
Они оказались в комнате. В ней стояли две одноместные кровати, стол, две табуретки и тумбочка. На кроватях обычные матрасы, застеленные тонкими шерстяными одеялами и подушки. В комнате было прохладно, хотя обстановку Генрих бы назвал приемлемой.
- Недурно, - обведя взглядом комнату, сказал фон Велмерг.
Соломин приставил табурет мужчине на середину комнаты, а сам занял место на кровати. Генрих нерешительно присел на табурет.
- Я приехал, чтобы поговорить с Вами, Дмитрий Сергеевич, - начал Генрих, когда обрел каплю уверенности. – О Вашей дочери. С ней все хорошо, хотя… - мужчина внимательно посмотрел на отца Ольги и только после этого продолжил. – Ей нелегко сейчас совсем без супруга. Владислав совершенно запутался в своих гормональных всплесках. Когда я увидел ее в своей клинике в холодном пальто, меня передернуло. Газетные заголовки пестрили самыми ужасными подробностями «СиК» это ее добивало. – Немец говорил в прошлом, по единственной причине. Теперь он думал, что сделал все, что было в его силах, чтобы Ольга стала если не счастлива как прежде, то обрела хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне. – Я взял на себя ответственность, чтобы помочь ей и близнецам. – Глаза мужчины теплеют от мысли о близнецах. – У Вас замечательные внуки, Дмитрий Сергеевич и очень сильная дочь. Но…, - Генрих замялся. – Я приехал сюда, чтобы просить Вашего разрешения жениться на ней. Я понимаю, что мое состояние не так велико, но я в силах обеспечить ее и детей. Я устроил ее работать в свою клинику управляющей, и теперь она обрела вновь себя настоящую, это радует меня. Вы бы видели, с каким энтузиазмом она работает! Должно быть, Вы хотите знать, почему я приехал к Вам, когда мог бы просто сделать ей предложение? Я люблю Ольгу. Это единственная женщина, которую я когда-либо любил. Но Вы и Ваша семья значите для меня многое. Если бы Вы тогда не поверили в меня, никакой клиники и не было бы в помине. А еще я верю в то, что Вы не виноваты и что сидите здесь только из прихоти кого-то сверху. Позвольте мне сделать жизнь Вашей дочери счастливой в это нелегкое время. Позвольте заботиться о Ваших внуках. Я обещаю Вам, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы они не нуждались ни в чем. – Генрих замолчал.
Отредактировано Генрих фон Велмерг (2013-10-29 13:00:05)
Это было настолько невероятно, удивительно, поразительно и из области фантастики, что можно до бесконечности перечислять похожие эпитеты, но вместе с этим ничто так не передаст состояния Дмитрия, начиная с момента, когда он впервые увидел Генриха в сопровождении начальника тюрьмы и до конца, едва немец замолчал.
И все же это было невероятно! Иного просто было подобрать невозможно. С каждым словом, что произносил фон Велмерг, Соломин становился все бледнее. К концу душещипательного монолога немца о Владиславе, «СиК» и неописуемой любви к Ольге, мужчина издал тихий звук, похожий то ли на всхлип, то ли на икоту и схватившись за сердце резко вскинул руку. Это был ответ на рефлекс, тот час подорвавшегося Генриха, дающий понять, что все хорошо и звать медиков или оказывать первую помощь нет необходимости.
Несколько минут они просидели в тишине. После чего, Соломин под внимательным и настороженным взглядом немца поднялся с кровати и медленно подошел к окну. Взял с подоконника пачку дешевых сигарет «Кама» и достав спички чиркнул деревянную палочку о скипидар и прикурил. Пожалуй, теперь пришло время расставить все точки по местам. Генрих наговорил сейчас очень многое. Он сам, как снег на голову, свалился в размеренную тюремную жизнь Дмитрия. Был крайне взволнован, горяч и скор на слово. Соломин чуть мотнул головой, пытаясь сбросить ощущение, что у него в ней каша. Хотя по сути так и было.
- Где Янек? – тихо и спокойно задал он вопрос так, словно спрашивал когда планируется оплата по кредиту.
Соломину стоило отдать должное, человеком он был очень волевым и умеющим держать себя в руках в любых ситуациях. Почти в любых. Исключением стала смерть его жены Маргариты. Он прожил с ней почти сорок лет и любил всем сердцем.
Меж тем, в голове самого Соломина крутились множество домыслов и предположений – один хуже другого! Мужчина гнал от себя мысль, что его зять просто бросил на произвол судьбы жену и детей в столь трудную минуту. Дмитрий не один год знал Янека, практически с пеленок и просто не знал, что могло такого случиться, чтобы Ян бросил Ольгу. Тем более, что сейчас для семьи настали трудные времена. По правде говоря, когда стало Ясно, что банк в покое не оставят и решался вопрос о малой крови, Дмитрий целенаправленно подставил себя под пули прогнившего правосудия России, будучи уверенным, что Ольга будет иметь крепкий тыл в лице мужа как минимум. Да и старший сын Дмитрия – Александр, заверил отца в том, что пока он сам жив с сестренкой и ее семьей ничего плохого не приключится.
А теперь что?
Приезжает Генрих фон Велмерг – человек, который в свое время был гинекологом Ольги в ее первую беременность и в свое время после рождения Влада, кредитным должником, заявляется к Соломину прямо в тюрьму и начинает говорить такие ужасные вещи, что волосы начинают шевелиться на затылке. Да и вообще - кто, собственно, этот фон Велмерг такой?! Он-то тут вообще не имеет совершенно никакого отношения к их семье.
Любит Ольгу? Он с ума сошел?!
Дмитрий невольно вспомнил, как однажды был свидетелем сцены ревности зятя. Именно тогда он понял, что любой мужчина лишний раз подумает, перед тем, как попытаться завязать интрижку с его дочерью. Янек, на правах собственника всячески отбивал охоту потенциальных конкурентов был ближе к своей жене на растоянии менее пары метров.
- Почему Ольга с детьми до сих пор в России?! – недоуменно поинтересовался бывший банкир, поворачиваясь лицом к немцу, но все так же стоя у окна с приоткрытой форточкой, куда теперь тянулся шлейф сигаретного дыма. – Где мой старший сын? Где Софья Сумарокова? – он имел в виду младшую сестру жены.
Ответа он разумеется не получил. Снова повисло молчание.
- Вот значит как… - пробормотал он, отворачиваясь, чтобы смахнуть непрошенную слезу, катящуюся по щеке. Увидеть Дмитрия Соломина плачущим дорого стоит. – Как денег дать на развитие бизнеса без процентов и бессрочно, так папа дай… Не ожидал… подобной подлости… не ожидал Саша…
Стало невыносимо больно где-то в районе сердца от разочарования в сыне. Не таким он его воспитывал. Не трусом и не неблагодарным чудовищем, отрекающимся от семьи только ради того, чтобы тень плохой репутации не легла на него самого.
Дмитрий тяжело вздохнул, выбросил в форточку окурок и медленно провел ладонью по лицу. Он даже не особо обратил внимание на увещевания Генриха про любовь к Ольге. Ему вполне было достаточно тех фактов, что он уже услышал: о том, что любимая дочь до сих пор не заграницей, как они договаривались с Александром, о том, что почему-то оказалась одна с детьми и без Яна, о том, что ходит в «холодном пальто».
- Как Оля?! Здорова? – вспомнил о том, как Генрих упомянул, про холодное пальто. Что могло заставить его дочь пойти в клинику? Учитывая характер Ольги, которую на формальный медицинский осмотр загнать можно только из-под палки, то ответ напрашивался сам собой – она больна. А если обратилась к фон Велмергу в клинику, то явно что-то по-женски.
Факт, что Ольга работает в клинике Велмегра и счастлива? Дмитрий не верил. Тому что счастлива, это немец конечно загнул. То, что она вообще работает на подобного рода работе казалось фантастичным. А Управляющая клиники – это явно не уровень его дочери. Все равно, что ее на ресепшен в их банке поставить! Смешно. Соломин бы посмеялся, если бы мог. Только не до смеха ему было.
Шумно втянув носом воздух, мужчина поборол в себе желание зажмуриться и вновь вернулся на кровать. Разговор обещал быть явно долгим и тяжелым, а он уже далеко не молод и ноги уже не так хорошо его держали. Он гнал о себя единственный логичный диагноз, состоящий из трех букв, который мог выявиться в подобной клинике. Может быть, поэтому Ольга не писала? Боялась расстроить его. Ведь если она умрет, то дети останутся сиротами. И где же все-таки Ян?! Какого черта происходит?!!
- Я не верю, чтобы Ян мог бросить мою дочь. Это невозможно! Я его почти с рождения знаю и не верю! Он слишком любит Олю... Он жизнь за нее готов отдать: за нее и детей.
Единственное, что еще могло произойти, так это... Неужели его убили?!!!!
Вздор! Кому это надо! "СиК" уже не вернуть, вряд ли кто-то стал бы марать руки, но...
Отредактировано Ольга Калиновская (2013-10-30 19:37:43)
Тишина, которая повисла после окончания монолога Генриха, чем наводила на обстановку еще большее напряжение. Мужчина внимательно наблюдал за отцом Ольги. Он надеялся лишь на то, что у мужчины куда более крепкое сердце, чем могло показаться. В противном случае, немец бы не простил себе гибели Дмитрия Соломина. Да и Калиновская пристрелила бы его при первой же возможности.
Отец Ольги поднялся с кровати и медленно подошел к окну. На подоконнике лежала пачка дешевых сигарет, на которых значилось «Кама». Он закурил. В его манере, Генрих обнаружил некое сходство с Олей. Сердце немца чуть сжалось. Он волновался за Калиновскую сейчас. Ведь она не знала где он, а телефон у него изъяли на время посещения.
И тут, Дмитрий Сергеевич задал вопрос, которого Генрих ни как не ожидал. Он полагал, что Соломин осведомлен о смерти зятя. Но как оказалось, нет. Фон Велмерг побледнел. Ему и самому захотелось закурить. О том, что предстоит сообщать подобную весть он и подумать не мог. В противном случае даже вряд ли бы рискнул приехать. Генрих молчал. Тем временем Дмитрий Сергеевич продолжал говорить, будто не замечая замешательства фон Велмерга. Новые и новые вопросы сыпались на немца, словно горох из рук нерадивой хозяйки и он понял, что загнал себя в ловушку. Он и половины не знал того, что происходило в жизни Калиновской до того момента, как он ее встретил в своей клинике. Может ли он вообще рассказывать мужчине о событиях, о которых лишь читал в газетах? Все стало слишком сложно. Генрих поерзал на табурете. Однозначно говорить сразу о смерти здесь не стоило.
Мужчина поднялся на ноги и проследовал к окну, у которого стоял отец Ольги.
- С Олей все хорошо, Дмитрий Сергеевич, во всяком случае, о ее здоровье я регулярно справляюсь, как и Катарине и Феликсе. – Начал Генрих, молясь про себя, чтобы его слова о смерти зятя были не так болезненны. Он был готов в любом случае оказать помощь, как можно скорее. Ведь если он сейчас сам не скажет это как можно деликатнее, то Соломин это захочет узнать все равно. А посторонний человек не станет таить даже самой горькой правды. Сразу выложит, как есть.
- присядьте, Дмитрий Сергеевич, - почти умоляющим тоном попросил Генрих мужчину.
Когда с недоверием, Соломин все же присел обратно на кровать, фон Велмерг вновь занял место напротив него на деревянном табурете.
- Я не думал, что Вы не в курсе того, что происходило за время Вашего…отсутствия, - подобрав более приятное определение, нежели «заключение» начал немец. – Я знаю не так много, в основном то, что писали в газетах и то, что мне пожелала рассказать Ваша дочь. Про старшего сына мне неизвестно, Оля жила у Софьи, на тот момент, когда мы встретились. Вместе с ней жили близнецы и Владислав. В желтых газетенках только и делали, что перетирали дело «СиК». Я уже не говорю о том, сколько раз не в самом лучшем свете выставлялась сама Ольга. Но она сильная женщина. Держится.
Генрих замолчал. Ему нужно было сказать Дмитрию о смерти Янека. В комнате вновь повисло молчание, еще более суровое, чем прежде. Мужчина опустил взгляд, чтобы собраться с мыслью.
- Есть несколько версий по поводу Янека, Дмитрий Сергеевич. – Голос немца дрогнул. Подробностей он не знал, - Одна, в которой он попал в автокатастрофу, когда пытался сбежать из страны. Не справился с управлением и скончался на месте, а по второй, которой придерживаются желтые газетчики, он покончил с собой. Намеренно прибег к агрессивной езде повлекшей к неминуемой гибели.
Генрих внимательно посмотрел на мужчину и чуть поднялся с места.
- Дмитрий Сергеевич, как Вы? – обеспокоенно спросил немец, уже прикидывая звать на помощь. С собой у него не было ничего, что бы могло помочь отцу Калиновской.
Вы здесь » Прогулки по Москве » -Архив игровых тем » Северное сияние во имя любви
