Есть три вещи, из-за которых можно ворчать бесконечно: политика, сосед с дрелью в выходной и когда тебя будят. Для меня, по крайней мере. С первым и вторым бороться бессмысленно, для третьего есть несколько вариантов. Например, притворится мертвым, что я сейчас и делаю - да, я очень мертвый, отстаньте от меня. Не удачно: мертвые не зарываются в одеяло. Бурчу что-то вроде "ммм... уйди", причудлывые вселенные сонного не пойми чего не торопились отпускать путника. Отлично, меня обслюнявили, и это с утра! Месть моя будет страшна, а за щекотку еще страшнее.
- Я уже почти встаю, - я уже почти уснул. Так, надо взять себя в руки, вставааай страна огромная, вставааай на лыжный бой.
С большим удовольствием провалялся бы в кровати еще часика два в обществе подушки и Дани, но не для этого мы перлись сюда на Новый год и бронировали билеты черт знает сколько месяцев назад. Поднимая свое бренное тело до сидячего положения, мой лоб встретился со лбом Даниила: помогло, сонливости как не бывало.
- Кто-то обещал научить меня кататься на лыжах, кто-то помнит об этом? - потираю ушибленное место, слегка улыбаясь. Это недолгое время обещало быть отличным: во-первых, это отдых, во-вторых, праздники и сопутствующее настроение, и, наконец, в-третьих, праздничный отдыхающий Даня - согласитесь, весомейший аргумент. Последняя мысль показалась настолько удачной, что чувство всеобъемлющей любви катастрофически быстро заполнило буквально все. Как же хорошо (и удобно), когда объект для реализации замыслов находится под рукой: получай поцелуй за щекотку. Неужели я счастлив? Поворачиваюсь и сползаю с кровати довольно неторопливо, плетусь в ванную, накидывая по пути брошенный в кресло стандартный гостиничный халат.
-Одевайся, Ежик хочет жрать, орешков, яблок, например, - кричу уже из ванной комнаты. Интересно, много ли будет народу сегодня утром? Тут же треть туристов с просторов обширной нашей родины, которые, по сложившимуся мнению, в новогодние торжества не часто бывают в здравом уме и твердой памяти. Чем меньше, тем лучше, но сейчас лучше просто и быть не может. Замечено: хорошо начавшийся день плохо не заканчивается, сейчас вообще лучше не думать о завершении чего-либо, только здесь и сейчас.

Жизнь очень непредсказуемая вещь: буквально только что ты вытирался мохровым полотенцем, а вот сейчас тебя знакомят с едой, которая, между прочим, "как ты". Немного сбивает с толку. Ежики с горошком - никаких ассоциаций с кулинарными изысками, с животными, почему-то, тоже.
- Я сделан в соответствии с ГОСТовскими нормами, - а еще из костей, легких, двенадцатиперстной кишки и обаяния, но эти ежики не вызывают доверия, - ты первый прожуешь, тебя не жалко.
Для убедительности в том, что ежи неоднозначные, я несколько раз потыкал в комочек мяса вилкой, ничего не произошло, кроме того, что "мясного ежа" будто переехал асфальтоукладчик. Тем временем Даня уплетал завтрак и был крайне доволен, даже преувеличенно доволен, пришлось потыкать вилкой и его. Когда бы мне выпал случай узнать, что тыкать вилкой во что-нибудь (кого-нибудь) так увлекательно, особенно с идиотской улыбкой? Надо будет еще что-то потыкать.
- Когда я совершал утреннее омовение, и почти ничего не слышал из-за шума воды, ты точно сказал слово 'поход', что ты хочешь? - хоть начало предложения и было похоже на "омномном",  к концу фразы я почти дожевал мясного ежа.
Все эти палатки, снег, лыжи и холод я очень любил наблюдать, но не участвовать, однако жопа требовала приключений, хватит торчать в номере. И вообще, в далеком детстве мне в лагере даже грамоту дали за самую устойчивую хатку бобра из куска брезента и метровой бечевки. Прогнав воспоминания о нелегком детстве советских детей, снова вернулись мысли о палатке и двух деревянных палках, фантазия улетела в дальние дали. Подумав и повспоминав еще самую малость, пришло совершенно неожиданное озарение, забытый факт биографии. Сбивание сосулек с деревянного туалета с целью вытаскивания, а на деле устрашения и шантажа,  оттуда приятеля.
- Хотя подожди, не все так безнадежно - я умею лыжей сбивать сосульки с одноэтажных зданий, пойдем. - Придав себе наигероический вид из всего моего арсенала героических видов, продолжил, - я принимаю этот бой.

Не могу я так быстро глотать, не могу, но придется. За пятнадцать минут можно, конечно, успеть много чего, но когда тебе сообщают об этом без предупреждения, появляется чувство, что точно опоздаешь. Он еще и отвлекает, тут за четверть часа нужно понять как справится с комбинезоном и, собственно, надеть его, попутно дожевывая, а тут такое. Чай не джентельмен (чай всего лишь чай), салфетками вытираться, для меня вот и рукав сойдет. Рукав халата, если что, а халат не мой, так что не жалко. Мысль "мы посмотрим еще, кто кем командовать будет и где" я попытался передать взглядом, вроде получилось.
Даня ушел, мы с костюмом остались одни, завтрак пал смертью храбрых. Сопоставив неизвестность происходящего, ухмылку Дани и его чрезмерную самоуверенность, которая не предвещала ничего хорошего, либо наоборот - только хорошее, но не понятно для кого, согласие на поход не выглядело такой уж положительной идеей. А, ладно, была бы жопа, а приключения найдутся.
В лыжном костюме и в очках я напоминал себе вовсе не Игоря Реутова, а динозавра, болеющего токсичной желтухой - здорово!
- Грррааргх, - поизображав немного эту самую вымершую рептилию (причины вымирания были просто очевидны, учитывая цвет 'шкурки') в зеркале, которое висело в корридоре, я потопал вниз. Это должно было остаться между мной, зеркалом и декоративным фикусом, последнему можно было доверять - он пластиковый. Чтож, ластами вперед ходить не так удобно, чем в квадратном нечто, именуемое ботинками.
Опознав, черт, узнав, в желтушном мужике Астахова, я решил подкрасться к нему незаметно, со спины, хорошо, что он меня не заметил до этого. Хм, и откуда с утра оптимизм? С ежами все было в порядке?
- Ты ведь взял с собой тушенку, или, может быть, зеленку? - прохихикав на ухо Астахова этот идиотский только что сочиненный стишок, жизнь однозначно стала прекраснее. Особенно, если немного прижаться к Дане.
- Веди меня, Сусанин, - человек на отдыхе не обязан знать, куда его ведут, в разумных пределах, конечно же, - а то премии лишу. Нас ждут снега, лыжи и синяки: романтика.
Или еще чего-нибудь. Зря я так с утра, зря, зря, зря.

Выдача деревянных палок, ну или из чего там изготавливают лыжи, производилась добродушно улыбающимся мужичком в руки добродушно улыбающегося Астахова, время до встречи меня и страха лицом к лицу оставалось все меньше. И пока добродушный Даниил помогает мне с боевым обмундированием, я тоже добродушно улыбаюсь, мир вообще полон добродушия. Крепления щелкнули, воображение рисовало занятные картинки: вот я стою на высоком склоне, впереди крутой спуск и ни-ко-го, или лыжи, я и дерево, или подъемник, зацепившиеся лыжи и о, Госсподи, зачем я согласился на это. Следует сказать, что переживания были исключительно внутри, а вот снаружи я был смел и спокоен, как конь. Все равно надежда подохла давно.
Есть такие люди, которые выражают нахлынувшие, да и не только нахлынувшие, чувства в любое удобное им время. К примеру, Даня. Ну и я, закончим с примерами.
- Я тоже тебя люблю, - ответил в той же манере, даже почти так же улыбнулся. Нет, не передразниваю я, все искренне.
Потоптавшись вокруг своей оси, чтобы проникнутся моментом, я мысленно похлопал себя по плечу: у меня есть палка, костюм устрашающего цвета и оптимизм, в смысле, все более чем хорошо. Кроме одного - неизвестности.
- Что ты задумал, Астахов? Мои познания в лыжах очень скудны - я умею на них стоять, - ну и что, что мне четвертый десяток? Точнее, это вселенское упущение, но лыжи ни разу за сознательную жизнь не были моим приоритетом. Есть вещи интереснее, чем в очках на пол-лица рассекать по снегу, держа в руках по тоненькой палке и выпячивать зад для равновесия. Зато этой палкой можно выкалывать глаза, если вам надо выкалывать глаза, конечно. В общем, лыжи произвели на меня самое неизгладимое впечатление всеобъемлющей прекрасности.
Эх, была не была, пойдем с тобой, дружище в поход, подумал я, хлопнув Даниила по плечу и пропустив недовольно-игривый взгляд.
Снег хрустит под ногами, ветра нет, солнце вылезло наконец-то(оно, возможно, было и до этого, мы не обращали на него внимания). Надо сказать, что ни цветом костюмов, ни моей безалаберностью мы не выделялись, потому что людей было не много и им было совершенно плевать на отдыхающих - замечательные люди.

Ладно, идти-то я иду, точнее не я, а ноги. Первые несколько шагов на этих длиннющих штуковинах были еще обдуманы и, переставляя ноги, я думал, как я это делаю, а потом как-то само: вихль-вихль. Вихль-вихль это, если что, скольжение лыж по снегу, а не что там можно подумать. Но думать особо не над чем, вихляешь себе и все, ничего сложного, и улыбаешься, как пятилетний ребенок, у которого не знаю, рыбка там красивая получилась из акварели, не о том речь.
- О, ну что ты, с такой маскировкой тебя вообще никто не заподозрит,- мир оранжевый из-за цветных стекол в очках, очень некстати вспоминается старая песенка про верблюда и солнце. Куда? Отлично, а мне, значит, догоняй, да? А ничего, что у меня тут оранжевый мир и хреновина на ногах? Пыхтя и продвигаясь вперед в попытках догнать Астахова, лыжи казались мне немного извращенным видом даже не спорта, а просто развлечений. Суть: человек в немного неоднозначной позе надевает на ноги длинные узкие деревяшки, берет два сучка поменьше и едет с горы. Хотя вот кёрлинг…
Подъемник пройден, очки сняты, мы перешли на следующий уровень, я улыбнулся Дане, чуть повернувшись к нему. С этой высоты, почти что птичьего полета, открывался отличный вид на горы, елки, снег, елки, безлюдье и снег. А, и еще на снег. Снежо-о-ок! Находит иногда на меня такое, с кем не бывает.
- Ты готов?
Нет. Вся та решительность и чувство гордости, овладевшее мной за время подъема сюда, стремительно улетучились. Пусть он так не смотрит радостно, подвести же будет еще неприятнее. Так, ноги мне поставили, мир снова оранжевый, на счет три. Раздватри.
- Абсолютно, - то ли меня толкнули, то ли я сам, но я еду. Ну, скольжу, но не вихляю, сам! И набираю скорость, на спуске. Как тормозить? Орать в горах нельзя, Даню я не вижу, но должен же он быть где-то рядом. Мне бы хоть теорию вспомнить, до момента столкновения меня и чего-то твердого.