Привет, я -доктор Геворкян. Лечу вашего сынишку. -Катя дружелюбно, открыто улыбается семейной паре, ставшим родителями совсем неожиданно и гораздо раньше положенного им срока. Брюнетка с улыбкой смотрит на перепуганных, растерянных родителей маленького Фёдора, мальчика, который выжил. Кроха весит всего-то грамм семьсот, как и положено всем Федорам, этот был слишком уж самостоятельным, что не могло не радовать Кэти. Парнишка справлялся с дыханием сам, но приступы остановки дыхания мучили его весьма часто, поэтому возле его кювеза, накрытого пледом, для того чтобы яркий свет дневных ламп не бил ребенка по полупрозрачным векам, заклеенным медицинским пластырем, дежурил кто-то из мед.персонала. Федору было уже три дня, все три дня он боролся за свою жизнь и пока выходил победителем, поэтому Катя решила, что ему пора познакомиться со своими родителями. Она знала, что это вряд ли понравится заведующему педиатрии, но ей было плевать. Геворкян знала, что жизнь таких малышей висит на волоске, что смертность среди таких пациентов, увы, не так и редка и что такие "первые' встречи становятся единственными.
Он такой...маленький. -папа Фёдора, молодой, красивый, успешный блондин, Юрий, кривовато улыбается сыну, аккуратно устраивая ладонь на крышке инкубатора. Катя снова коротко улыбается глядя на мальчика; он и вправду крошечный, всего двадцать девять сантиметров в длину, с практически прозрачной кожей, сквозь которую можно разглядеть хрупкие сосуды, сотканные будто бы из тончайшего стекла, работать с такими надо с ювелирной точностью, чтобы не повредить и не поранить.
Мне нельзя его подержать?-со слезами в голосе и на щеках спрашивает мама Фёдора, Юлия, такая же блондинка, как и ее муж. Ей тридцать восемь и Федор ее первенец, ее долгожданный малыш. Она тянется к пластиковой коробке с сыном, но в нерешительности замирает глядя на доктора Геворкян.
Я боюсь, что нет. -мягко, бархатно и успокаивающе говорит Катя, подходя ближе к инкубатору и открывая одно из четырех боковых окошек. Но вы можете его коснуться. -она ободряюще кивает Юлии, подталкивая ее к кювезу и та нерешительно, боязливо впервые касается сына, аккуратно ведя кончиком мизинца по крошечному, будто игрушечному животику ребенка.
У него очень длинные ножки. Уверена, что он станет футболистом или баскетболистом. -Кэти непрерывно следит за показаниями приборов и за тем, чтобы Юлия ненароком не коснулась важных капельниц, по которым Федор получает все необходимые для своего развития питательные вещества. Не смотрите на меня как на умалишенную, родители!.. -Катя снова улыбается им, забавно прикусывая краешек нижней губы. У него отличные шансы на то чтобы занять место в сбор.. -вместе с Юлией и Юрием Кэти реагирует на резкий звук  аппарата, пиликающего что есть мочи над кювезом Федора. Кэт замечает замешательство и испуг на лицах родителей и ловко отключает звук аппарата. Он просит внимания. -Геворкян теперь выглядит чуть менее беззаботно и более сосредоточенно. Пожалуйста, можно мне? -уверенно, но абсолютно спокойно, холодно, она встает между родителями малыша и инкубатором. К сожалению время посещения уже подошло к концу. -виновато говорит она, вскрывая пластиковую коробку и начиная реанимировать малыша, касаясь указательным и средним пальцами его грудины, Сережа, проводи Юлию и Юрия и возвращайся. - все так же ровно, деловито говорит она добавив "живо" проговорив это слово лишь только одними губами, так чтобы это было видно ее подопечному. Сергей был ее любимчиком, педиатр от Бога и именно перенатальщик. Блондин кивнул девушке и поспешил вывести перепуганных родителей из отделения интенсивной терапии.

Доктор Геворкян...-когда он вернулся, чтобы вновь занять свое место у кроватки Фёдора, который вновь дышал самостоятельно, жадно заглатывая кислород из трубки, устроенной в его крошечном носике, выглядел он весьма и весьма озадаченным. Там... Вас вызывают... - пролепетал мальчишка поправляя одеяло и устраивая его так, чтобы на кювез падало как можно меньше света.
Сережа, если дело касается Кравцова, то шел бы он со своим отчетом... -раздраженно проговорила Катерина, делая какие-то пометки в карте ребенка. Я подойду к нему через час, полтора. У меня  обход и Федор, которому, кажется уже надоел наш бренный мир...- укладывая карту своего маленького пациента в специальное отделение над инкубатором Кэт перехватила нервный, обеспокоенным взгляд Сергея и не выдержав буркнула "ну, что еще?!" отходя от "койки" Фёдора к пластиковому домику маленькой Яночки, накрытому ярко-розовым пледом с барби (его Яне отдала старшая сестренка Оля, чтобы "Янка не мерзла" именно так она и сказала Кате, отдавая доктору свой любимый плед) Яне было уже три недели и она весила девятьсот грамм, дышала она через специальный аппарат, зато не страдала такой манией к суициду, как Федор; ее сердечко работало гораздо лучше и слаженнее и остановки  дыхания и сердцебиения у нее случались реже, чем у остальных. 
Т-там в травме...в Скорой... Даниэль, он...-Катя остановилась и резко развернулась, чуть не сбив с ног Сергея и не опрокинув его на кювез с Данилой. Она непонимающе смотрела в лицо своего подчиненного, вглядываясь в его синие глаза. Как только она сложила "два" и "два" в своей голове, как только поняла о ком именно говорил сейчас Сережа, она вылетела из своего отделения на бегу давая указания Сергею и другим своим коллегам, обещая сорваться с места и прийти к ним на помощь, если все будет действительно хуже некуда.

***
Двеннадцать или одиннадцать?.. -нервно переспросила она у Шестакова, когда ей удалось вернуться в реанимацию,  выставив перепуганных родителей прочь из Склифа и отправить их домой, к Аревик, которую успели напугать шумные армянские родственники своими телефонными звонками с выражением соболезнований. - Это все равно плохо, Саша, очень плохо... -она качает головой, смешно шурша упругими кудрями по белоснежной ткани своего халата и пряча лицо в нервно дрожавших ладонях. Он реагирует на раздражители? Чувствует что-то? Блокада? Ох... Блокада?!-брюнетка тихо всхлипывает, хоть и пытаясь изо всех сил держать себя, оставаться в твердом  уме, но вынести все это в одиночку ей не под силам. Как врач она понимает то, что если Саша решил ввести Даника в искусственную кому, не смотря на то что и сам Даниэль пребывал в состоянии глубокого оглушения - дело было швах. Это значило, что боль, от полученных травм и ушибов была слишком сильной для его ослабленный организм. Катя как-то затравленно, невидяще, смотрела на стеклянное окошко двери реанимационной палаты, где лежал ее старший брат и куда ее не пускал Шестаков. В крохотном прозрачном куске двери Кэт могла разглядеть лишь угол его койки, у которого болтался прозрачный пластиковый пакет для сбора мочи. Катя с шумом выдохнула не заметив в нем крови и обернулась к Саше, тот выглядел еще более потерянным, чем она, чем родители. Кэти неуверенно подошла к брюнету и кривовато улыбнувшись взяла его за руку, до боли сжимая его пальцы в своих и ощущая его ответное, не менее сильное рукопожатие.
Эй... -она мягко коснулась костяшками пальцев скулы Александра, успокаивающе поглаживая. Все будет хорошо, слышишь?.. -Геворкян слабо улыбнулась ему, совсем, совсем неуверенно и не выдержав порывисто обняла Шестакова, зарываясь и прячась в его объятиях, в вороте его халата,пропахшего лекарствами и потом. Она смущенно улыбнулась и отступила от него на пару шагов, ощутив  как ему было неуютно в ее объятиях и слегка насупившись извинилась, мол "прости за неловкость".
Тебе надо перекусить, Саша. И отдохнуть. -она пытливо оглядела Шестакова с головы до ног. Выглядишь мерзко и прилично уставшим. Пошли. -не терпя его возражений Кэти потащила друга к лифту. Давай подышим воздухом около палатки с шаурмой. Перекусим, покурим, ты отдохнешь. -девушка вызвала лифт утопив кнопку вызова в стене.

Отредактировано Екатерина Геворкян (2013-08-18 21:09:31)