С чего Маринку именно сегодня понесло на воспитательные беседы, Шестаков не знал, с давлением что-то стряслось или просто шлея под хвост попала, но вот заявилась с домашними котлетами, словно сама их жарила, ага, прям, верит он в это, и принялась сношать в мозг.
- Может не в коридоре? – то что Савицкую проще дослушать он усвоил давно. Дослушать и сделать так, как хочешь сам. Вот и сейчас спорить и доказывать, что однополые пары это миф, что все эти чувства проходят через полгода-год, а через три года разбегаются практически все, он не пытался, только мягко, но настойчиво вел под локоток женщину к ординаторской. Хоть не в коридоре слушать ее лепет про «пора определиться с постоянным партнером». Она и не сопротивлялась, на ходу, что-то выискивая в дорогущей сумке от Луи Витона и негромко, на том уже спасибо, продолжала воспитывать старого приятеля.
Хорошо хоть вечером ее пробрало на поговорить, днем он бы долго водил ее по лестницам Склифа, выискивая укромный уголок для беседы. А сейчас из всех врачей он да Данник, который на обход  вечерний отправился. Повезло, а то бы Савицкая и его, наверное, не постеснялась.
Шестаков едва не заржал, когда к контейнеру с котлетами, она добавила нечто завернутое в газеты. Именно так они когда-то в лихие девяностые упаковывали горячую картошку, чтоб не остыла за пару. И можно было пожевать тепленького в углу аудитории. Сейчас даже вспоминать было странно, как жили, но про термоса для обедов тогда и не слышал никто. А вот что госпожа Савицкая и сейчас про них не слышала, показалось Алексу смешным.
- Нет, ну ладно. По малолетке ты блядовал. Я тоже не дева Мария, но, Саш, скоро яйца поседеют, а ты все никак не найдешь своего единственного. Вот подцепишь заразу, - припугнула она его. – И смотри, я даже не требую, чтобы ты со всей этой гомосятиной завязывал. Хрен с тобой, натура у тебя такая, помню я, но ты хоть просто выбери одного, чтоб я успокоилась…
И ведь сама же, кажется, верила в то, что несла. Шестаков старательно разворачивал литровую банку с картошкой, рассчитывала Маринка на двоих, о том, что дежурят парами, не забыла. Когда руки заняты гораздо проще ничего в ответ не ляпнуть, дожидаясь, пока все что накипело, Савицкая выплеснет, вот только ее все не отпускало, Маринка даже в Лондон ему переезд предложила оплатить. Где все законно нынче, если косые взгляды соотечественников его смущают.
- Ты сама то себя слышишь? А перед отъездом сообщить всем, что я не то чтобы от вас уезжаю, но вот где-то там, в туманном Лондоне, возможно, живет мое голубое счастье, - все же психанул Алекс. Нет, орать и топать ногами Шестаков в принципе не умел, но само то, что ответил подруге на ее воспитательную беседу, а не посмотрел снисходительно как обычно, уже было событием. – Да, от меня же даже родители отвернутся и Данник. Знаешь, я ценю вас с Игорем, но есть еще близкие, которые точно не поймут.
А ведь вроде не матерился никогда, но вырвалось, когда за ширмой, где диван стоял, раздался звонкий, хрусткий звук разбившегося стекла. Савицкая тоже, кажется, прониклась ситуацией и, одними губами прошептав: «Прости», выбежала из ординаторской. Оставалось надеяться, что это кто-то из сестричек решил прилечь за ширмой, вот только не заведено так было, у девчонок своя сестринская была. Стоило, наверное, что-то сказать Даниэлю, вот только язык не поворачивался, да и не знал Алекс, чего тут сказать уже, и без того много наговорили, даже не отбрешешься. Хорошо Савицкой, убежать смогла, а вот ему сейчас придется объясняться, все же двадцать лет дружбы не тот случай, когда человеку можно сказать, что его, Саши, ориентация не имеет никакого отношения к Данику.

Еще полчаса назад он бы уже сам проверял, не обжегся ли Даниэль, а вот сейчас просто стоял и смотрел на него, медленно сворачивая газету, в которой Савицкая им ужин приперла. Откровенно боялся подойти, как будто тот и в самом деле мог ударить, если приблизиться.
Вроде и паузы мхатовской не висело, Данник старательно сглаживал бредовость ситуации, но вот подумать Алекс успел обо всем. Перебрал массу оправданий себе, как будто это кому-то было нужно, покаялся, что не сумел сознаться раньше, что просто боялся его реакции, что не хотел с ним делиться той грязью разовых встреч, собственными страхами. Вот только все это мысленно, и рвано. Так бывает, когда пишешь, понимаешь, что не то, совсем не то, выкидываешь лист и снова. Даже в штаны с Даньки мысленно уже стянул, припоминая, есть ли в отделении пантенол. Вот только теперь о таком забыть можно точно, не поймет.
Надо, наверное, было найти в себе силы хоть что-то сказать, но он просто не представлял, что вообще стоит сейчас говорить, глядя в темные печальные глаза друга.
- Не ошпарился? – непонятно зачем все же спросил он, не пытаясь отвлечь Даниэля, просто сейчас это все же казалось важнее, чем вся эта херь с ориентацией. Вышло как-то сухо. – Давай в ожоговое за пантенолом схожу.
«Бред, какой же бред. Ты же и сам знаешь, что сейчас этот чертов крем не вперся никому. Точно пидор, а не мужик. Хоть сейчас то в глаза посмотри», - мысленно отвесил себе пинка Шестаков и все же ответил на вопрос.
- Да, наверное, и в самом деле с кем спать - дело мое. Глупо так, - в глаза смотреть не получалось. Саша только смотрел, как расползается кофейное пятно по больничной робе Заваряна. – А не сказал… - Шестаков вздохнул и взлохматил короткие, чуть кудрявые воролсы. -  Нет, Данник, ты друг, потому и не сказал. Стремно было. Наверное, в самом деле, боялся, что уйдешь, - он как-то горько усмехнулся, поймав себя на гаденькой мыслишке, что все еще можно отбрехаться, сказать например, что они здорово разыграли приятеля с Савицкой, что все это шутка. Как там говорят, улыбнитесь, вас снимает скрытая камера? Вот что-то такое и выдать, но это будет совсем низко, Саша силен был в морально-этических оценках, за этим к Марине, но тут и он бы не ошибся.
Он и сейчас то боялся, что Заварян уйдет, пусть и не с воплем: «Пидорас!», просто не сумев простить, что врал все эти годы. Это кому-то со стороны можно втирать про то, что недоговаривать, это не одно и то же с ложью, но себя то в этом все равно убедить не получится.
Коньяк, хороший, не армянский, но все же не будем гнать на родину напитка, он собирался передарить старшей сестричке, у которой день рожденья завтра, Даже из пакета пафосного его не доставал, он так и стоял на подоконнике. Сейчас вот пригодился, а Ларисе Львовне с утра за цветами мотанется.
- Не стремно со мной по чуть-чуть? – прятать собственные эмоции за вопросами. Руки и не дрожали почти, у хирургов треммера даже с бодуна не бывает, те, кто такой хренью страдают, столько не работают. Искать чашки Шестаков не стал, просто открыл бутылку, и на пару пальцев плеснул в пластиковые стаканчики, что у куллера стояли и, отставив на стол пузатую бутылку, протянул один Даниэлю, боясь отпустить маску самоуверенной сволоты, которому сейчас неловко малясь, но ничего из ряда вон выходящего не произошло.

То ли отпустило немного после полтинничка, то ли реакция Даника укладывалась в какие-то ожидаемые, нет, не так, не ожидаемые, желанные рамки, но уже не дрожало все внутри, словно натянутая, готовая вот-вот лопнуть от напряжения струна. Алекса даже не смущало нежелание друга соприкасаться пальцами, его желание сохранить личное пространство, с этим они потом будут бороться, если будут вообще. А так, сам он не был против пионерских расстояний, главное не бухать вместе серьезно, а то теперь его пьяные «обнимашки» уже не прокатят, на утро Даниэль вид, что все это хрень была дружеская, делать уже не станет.
- Знаешь, я о том что идиот знал давно. Маринка мне еще в школе сказала, - он даже позволил себе улыбнуться и полез открывать их сегодняшний ужин. Если не хотят свалить всю работу на ординатов, то стоит хотя бы закусывать. Пластиковая крышка банки подтянулась от горячего, и открыть получилось только зубами, но эта часть пусть заботит Маринку, поломает о ее банку, к ней же и придет ставить красивый протез. - Ну, до такой степени мы и не нажремся, чтоб студней на амбразуры кидать - легко пожал Шестаков плечами и уже хотел достать картофелину и усугубив ее котлеткой, протянуть приятелю, но вспомнил как тот стаканчик принимал, хмыкнул и полез за тарелками. В конце концов, уже не пацанва, чтоб руками жрать, серьезные дядьки, это даже если брезгливость Заваряна в расчет не брать.
- Ешь, пока теплое, - готовила и в самом деле сестра сама ее котлеты он по внешнему виду отличал. Редкость в последнее время несусветная, а ведь когда-то она Игоря именно котлетами и соблазнила. Сашка ее стряпню тоже любил, но пришлось задушить в себе эгоиста и, пожелав подруге счастья и вечной любви, выдать ее замуж. Ну не продержишь же девку рядом только потому что вкусно готовит. Тем более, что ни разу не пожалел о ее замужестве, как и браку Даниэля радовался искренне. А уж когда родилась Аревик… Сейчас кроху уже не порадуешь платьями принцессы, но Шестаков продолжал ей покупать какие-то совершенно романтичные тряпочки к праздникам, считая себя кем-то вроде крестного.
Он обернулся на Заваряна, пытаясь понять, что там сейчас в мыслях творится, и только покивал задумчиво, только сейчас понимая, что ведь и в самом деле двадцать лет дружбы это вам не кот нагадил. Оттого наверное и кажется мерзким Даньке его молчание, но вот в том что с ходу можно было сознаться в своей неправильности, Он все равно сомневался.
- Еще по одной можно, - решил он, разливая коньяк, и взяв вилку уселся за стол. – Жрать иди. Я не кинусь, а потом можем вместе твою больную посмотрим.
То что операционные и в ночь под плановые были расписаны в Склифе привыкали быстро. Людей много, а лапроскопов всего несколько штук. Можно и вечером взять пациента, если несерьезное что-то. Тут случай вообще был просто платный, а с ординатами потом придется делиться, да и тетка не на практикантов рассчитывала, пусть и не плохих.
Отпускало медленно и верно, он уже спокойно встретил темный, все еще подернутый какой-то болезненной влагой взгляд друга, и только щека чуть дернулась, когда тот словно уставший дико откинулся на спинку дивана.
- А лучше ешь и двигай спать. Под утро меня сменишь, если что, - предложил Сашка вполне разумный по его мнению расклад. Сейчас стоило дать Данику время прийти в себя, да и до этого он кажется «взбодриться» пытался, ну так они его с Савицкой взбодрили по самое небалуйся.

Он уже давно привык, что от него ждут решения, поддержки. Даже в голову  не приходило, что с чем-то не согласны быть могут, в конце концов, именно не своими же интересами он руководствуется. Вот и сейчас, Даника надо было накормить и отправить отдыхать, заодно в голове мысли утрясет, а он пока поработает. Обычно никто и не спорил, принимая предложения Шестакова, которые уже давно звучали в приказной форме. Ему как-то не до проявления чужого благородства, если вздумают в него играть, убеждать что ему не в напряг, он не хотел и не умел, а так - начальник всегда прав, те, кто не понял этого сейчас, согласятся с ним позже.
Вот только Даник, кажется, решил побунтовать. Саша вопросительно приподнял бровь, будто бы требуя обосновать отказ и уже готовый рявкнуть, что он лучше знает, что сейчас нужно приятелю. Обычно мягкий Заварьян закусил удила, вон как глазами сверкает. Саша проводил взглядом тарелку и нарочито спокойно встретил взгляд друга. Вот только вкрадчивость армянина сейчас кажется какой-то хищной, словно за ней он прячет зверя. Он буквально утонул в этом ощущении, бессознательно сильнее вжимаясь в спинку кресла и тем самым пытаясь продлить контакт, ведь Данник не любит «чужих» в своем пространстве. Не сразу даже дошло, о чем вообще говорил друг.
Сначала стало стыдно за все те свои приставания. Ведь умеет же держать себя в руках, так какого хрена тянуло хоть коротко поцеловать, позволяя принимать все это за пьяные сопли. А на утро наткнуться на виноватый взгляд темных глаз и снова делать вид, что нажрался до беспамятства, так было гораздо проще, и, как казалось, щадил самого же Даника, позволяя свалить все на него. Сашка шумно сглотнул, позволяя кадыку дернуться нервно. Осталось только понять, сейчас от него требуют объяснений за «домогательства» или все еще тыкают носом в то, что не поделился «новостью» о собственной ориентации?
Заварьян курил у окна, а Шестаков даже не одернул, напомнив, про правила поведения медперсонала  в лечебном заведении или хотя бы о вреде курения вообще. До сих пор не отпустило ощущение неожиданной властности друга, от которой едва не кружилась голова. Наверное, не стоило этого делать, но Саша поднялся и, вытащив из брошенной на столе пачки сигарету, встал с ним рядом.
- Подкурить дай, - он и сам никогда не мог сказать, стоит ли считать его курящим. Сам Шестаков сигарет никогда не покупал, но у друга стрелял иногда, в основном или по пьяни или просто за компанию. Иногда высаживая одну за одной, иногда не притрагиваясь к табаку по полгода. Друг подвис, кажется, гоняя собственные мысли, он и не торопил его, просто открыл окно и снова развернулся, выжидая, пока тот щелкнет зажигалкой. – Ты от меня чего хочешь? Чтоб сознался, что помню все? Ну, помню. А что мне оставалось, когда ты так смотрел по утрам, будто бы я накануне тебя не целовал, а ударил. И нет, это не смешно, - так и не дождавшись от Даниэля огня, он выкинул неподкуренную сигарету в приоткрытое окно. – А вообще, давай забьем, а? Ты сейчас ляжешь. Поспишь, и завтра мы снова сделаем вид, что я гетный, а сегодня мы были просто пьяными.