Когда за Захаром захлопнулась дверь, сердце Мира на мгновение сжала глухая тоска, накрывшая лицо тёмным, бесцветным пологом, лишая даже малейших признаков улыбки. Мышцы, оказавшись в непривычном положении, заныли, хором вторя ноющей душе. Он ударил кулаком по произведению искусства от импортного производителя с уникальной системой замков, обеспечивающей "100% гарантию от взломов" и пошёл к себе, переодеваться и думать, что делать дальше.
Людмила Велимировна была не просто красивым дополнением к не менее красивой квартире, она была ещё и мудрой женщиной с любящим материнским сердцем. Поэтому, отпустив дочь на светское мероприятие в ночной клуб, а младшего сына с друзьями в кино, она попросила Мира помочь упаковать коллекцию для передачи её в музей.
- Захар Андреевич... очень приятный мужчина, - осторожно произнесла она, аккуратно укладывая бусины из обожжённой глины в специальный ящичек.
- Тебе он понравился? - из всего семейства именно с матерью Велимир чувствовал себя наиболее открыто.
Сестру он плохо знал, общаясь в основном на светские темы, с ней Мир с трудом находил общий язык, брат только-только выходил из нежного подросткового возраста, и играть с ним в догонялки по двухуровневым апартаментам уже было как-то не комильфо. Ну, а просвещать о пестиках, тычинках и прочих женских прелестях совсем как-то не в специализации Орлова. Хотя он был уверен, что у мелкого есть друзья, готовые поделиться опытом. Пусть и не слишком богатым. А Людмила Велимировна всегда оставалось мамой, вне зависимости от породы и окраса ребёнка. Она любила всех своих детей.
- Он... мужчина, - повторила Орлова, выделив последнее слово.
- Определённо, - Мир пожал плечами.
- Но он мне понравился, - быстро добавила Людмила. - Вежливый и образованный. Скромный. И ты впервые привёл кого-то домой знакомиться.
- Его папа пригласил, я даже не в курсе был, - Велимир засмотрелся на крупные куски какого-то сосуда, крепление которых он проверял.
- В любом случае, раньше я твоих... мужчин не видела. Скорее всего, это погребальная урна, - сменила довольно щекотливую тему Людмила, - уникальная находка, обычно славяне того времени практиковали безурновое трупосожжение. Большая часть всех курганов не содержит никаких предметов.
- Жуть, - Мир скривился и уложил всё в специальный ящик, проверив опись и посчитав черепки. - Лежали они себе пятнадцать веков, никого не трогали. А вы пришли и выкопали. А ничего, что они в нашей квартире без всякой охраны?
- Во-первых, охрана есть в холле, во-вторых - у нас дверь надёжнее, чем в музее, а в-третьих - бриллианты интересуют грабителей куда больше, чем раскопки языческих захоронений. Так что если нас обкрадут, то в первую очередь залезут в наш сейф за Шопаром, Де Бирс и подлинником Фаберже конца девятнадцатого века. А не за обломками глиняной урны.
- Разумно, - наконец, последний экспонат был упакован, описан и запечатан специальной пломбой. - И не жалко тебе это просто так отдавать? Столько работы.
- А тебе не жалко было красть экзотических рептилий с папиного аукциона? - Людмила рассмеялась. - Сколько ты тогда тысяч долларов на свободу выпустил?
- Туше, - Мир рассмеялся в ответ, помогая матери убрать ящики в большой сейф. - Но ты же понимаешь, что это уникальные животные, занесённые в Красную книгу, и чтобы ухаживать за ними, нужно специальное образование и...
- Мир, дорогой, - Людмила вскинула руки - я помню эту лекцию. Ты нам с папой её раз пять прочитал. До порки и после.
- Эй!
- Да если бы это не был аукцион отца, тебя бы в колонию для несовершеннолетних посадили! Ну почему ты всегда лезешь в неприятности? Я думала, что у меня сердце не выдержит, когда тебя в камере увидела!
- Мам, - Орлов обнял женщину со спины. На каблуках она была почти ростом с сына, но сам Мир чувствовал сейчас себя маленьким слепым котёнком, беспомощно тычущегося носом в поисках защиты. Он понимал, что зашёл в тупик, и хотел что-то сделать, чтобы как-то докричаться, достучаться до властьимущих об экологических проблемах, но чтобы он ни совершал, с каких бы баррикад не выступал, толку не было совершенно! И это... бесило! - Прости, - тихо сказал он, целуя её в затылок. - Я виноват. Очень.
- Надеюсь, хоть Захар Андреевич заставит тебя немного остепениться. Если уж мы с отцом никакого влияния на тебя не оказываем.
- Ма-а-ам... - протянул Орлов.
Позабытое было чувство вины перед всеми вернулось с новой силой, заставляя мучиться от вечного конфликта положить жизнь на баррикадах и сохранить эту самую жизнь в полном здравии ради близких.
- Что мам? - передразнила Людмила, разворачиваясь в кольце рук и строго глядя на сына. Ну, вот как можно было сердиться, когда твой любимый ребёнок смотрит преданными, щенячьими глазами и пристыжено улыбается? А ведь девочки наверняка штабелями укладываются! Ну, хоть не с байкером каким-нибудь бородатым, или не крашеным трансвеститом в обтягивающих лосинах. - Можешь идти и собирать свои вещи, папа сказал, что если будешь себя хорошо вести, то после обеда ты совершенно свободен. Главное, костюмчик свой жёлтенький забери, - снова рассмеялась она.
- Меня выпускают? - неверяще переспросил Мир. - Насовсем? То есть я могу уехать?
- Ключи от машины только у водителя забери, он твой Гелендваген сюда пригнал.
- Йяя-хуу! - Велимир издал радостный вопль и, расцеловав мать, умчался к себе, упаковываться.
- Эх, - Людмила тяжело вздохнула. В том, что все зачатки благоразумия и раскаяния уже вылетели из головы сына, она даже не сомневалась.
Сборы собственно вещей заняли не много времени, Мир просто покидал всё в спортивные сумки, но вернулся из кино брат и пришлось немного посидеть с ним, выполнить долг старшего и выслушать восторженные комментарии о новом блокбастере, поиграть в приставку, потом попить с матерью чай с божественным медовиком, испечённым экономкой, без конца восклицающей, как же там Мирушка будет один питаться полуфабрикатами и холодной гадостью! От шеренги контейнеров с домашней едой Мир содрогнулся, но голодным от Ларисы Алексеевны ещё никто не уходил.
Так что, к тому времени, когда Орлов, наконец, вырвался из рук любящей семьи, Ростислав Всеволодович непререкаемым суровым тоном сказал, что не позволит сыну шляться по городу ночью. Пришлось оставаться до утра, точнее до обеда, и только когда воскресное солнце перевалило через зенит, чёрный Гелендваген, нагруженный учебниками, одеждой, весёленьким костюмчиком и тщательно закреплённым переносным террариумом с игуаной Геннадием, покинул подземный гараж элитного дома на Смоленской набережной.
Квартира оказалась чистой, нанятые Орловом-старшим люди не только кормили змей, но и вытирали пыль и пылесосили, еды с лёгкой руки экономки оказалось предостаточно, поэтому вечер Мир посветил осмотру любимой коллекции, попутно выясняя, что половина хладнокровных уже забыла хозяина и террариум с аспидом он даже не рискнуть открыть.
- Гад, ты! - с чувством произнёс Велимир, снимая с указательного пальца левой руки ужа.
Змея была молодой и неядовитой, но кусалась весьма неприятно, поэтому пришлось прерывать кормление на промывание раны и перевязку. Дальше надо было приготовиться к учёбе, узнать расписание, обстановку дел в университете, даже что-то повторить, так что к тому времени, когда Мир получил от Захара сообщение, он был уже не в состоянии внятно на него ответить, поэтому просто послал смайлик сердечком и завалился спать.
А в понедельник начался Ад!
За месяц на курорте Орлов уже и забыл, каково это, вставать в 6.30 утра и тащиться через половину города на метро к первой паре, засыпать на лекциях, с ужасом вслушиваясь в бубнёж лектора и понимая, что ничего не понимает, ибо материал скакнул минимум на пять лекций вперёд, особенно по инженерным дисциплинам. А ещё обнаружилось, что одногруппнице не выдали чернобыльскую стипендию, потому что новый староста накосячил с бумагами, хотя в целом это была не его работа. Пришлось бежать в соцотдел и задабривать местных дам букетиками из ароматных гиацинтов и дорогими шоколадками. К счастью, Мира дамы знали и задабривались быстро и охотно, правда, пришлось выпить с ними чая из пакетиков и выслушать все местные сплетни.
А ещё пришлось писать объяснительную декану о причине отсутствия, Жучков Анатолия Павловича недолюбливал и всегда был рад укусить ректорского любимчика. Орлову погрозили снятием стипендии, чего он, естественно, сильно "испугался", даже уполовиненные карманные выплаты отца были раз в двадцать больше государственной подачки от университета, но вот обещания не допустить до сессии, если он не закроет все долги по лабораторным и семинарам в течение месяца, насторожили.
Кафедру права в итоге Мир увидел лишь раз, мельком, когда проносился мимо по пути в редакцию, куда сдал статью о гринписовской акции на французской АЭС.
- Слушай, не парься, я тебе все лабы по микробиологии дам. И по биологии. А вот с аналитикой у меня самого проблемы, - вздохнул Одинцов.
- Да лабы не проблема, сдам, - жизнерадостно улыбнулся Мир и запрыгнул на первую парту. Рот сам по себе разъезжался в широченный оскал, потому что... потому что третья пара и семинар по "Экологическому праву"!
- Ми-и-ир! Вот ты где! - от звуковой волны почти снесло со стола, но упасть не позволила визгливо-громкая, сладко пахнущая и ярко-пёстрая группка одногруппниц, которые, наконец-то, поймали Орлова в относительном покое.
- Ты договорился по поводу моей стипендии?
- А ты хоть эйфелеву башню видел?
- И что, ты теперь не сможешь поехать с нами на экскурсию во Францию, ну мы же договаривались, Ми-и-ир!
- Это твой кофе? Можно я глотну?
Мир уже готов был уползти и спрятаться где-нибудь под шкафом, когда раздался глас божий! Правда, не сильно вспугнувший толпу накрашенных и надушенных девиц, размахивающих в опасной близости от глаз длиннющими ногтями всевозможных расцветок. Зато он дал возможность разорвать осаду.
- Захар Андреевич, - лицо всё-таки треснуло, с характерным хрустящим звуком погибшего под мировским ботинком пластиковым стаканчиком из-под кофе. Хорошо, что кто-то его всё-таки допил. Редкостную гадость из автомата на первом этаже. - Здравствуйте! Как же я мог оставить вас наедине с вашими заблуждениями по поводу нашего якобы, - Мир начертил в воздухе кавычки пальцами, один из которых был всё ещё перебинтован, - существующего экологического законодательства. К тому же я был совершенно уверен, что вы страшно по мне соскучились, и не мог позволить вам страдать. Я даже подготовился к семинару, - Орлов занял свою любимую последнюю парту и поднял вверх стопку бумаг. В ядовито-желтой папке. - И подготовил доклад!
Одинцов закатил глаза, очень громко и скорбно вздохнул и поднял раздавленный стаканчик, выкидывая мусор. Что-то подсказывало ему, что лучше бы он сегодня оставался дома.