Кроме снобизма, высокомерия и ослиного упрямства, у Велимира был ещё один недостаток, точнее физиологическая особенность – он был настоящим, эталонным филином. Пунктуальный от природы он всегда опаздывал по утрам, потому что банально не мог поднять себя с кровати, каждое утро давая себе зарок, сливаясь в немой молитве с миллионами, что сегодня он обязательно ляжет пораньше. Но наступал вечер, и дремавшая сова в его организме встряхивала перья и, сверкая глазами, начинала активную деятельность, не давая своему владельцу спать. Так и вчера вечером, Мир едва притащил конечности в остроносых сапогах в квартиру, как его одолело непреодолимое желание потрепаться за жизнь и бабах, в случае Велимира о мужиках, благо друзей он подбирал себе с широкими взглядами и толерантным восприятием сексуальных ориентаций. Когда уровень алкогольных паров в организме дошёл до отметки "скоро больше не наливать" они решили поиграть в карты, почему-то на раздевание, и закончили ночь в одной постели, куда кое-как устроили свои малоподвижные тела, ибо небольшой диван хозяина квартиры вместить двух немаленьких студентов согласился только после серьёзных уговоров, когда Велимир, со словами "диван резиновый, все влезут", втиснул свои богатства между спинкой и другом. К слову сказать, никаким развратом они не занимались, ибо Женька был убеждённым натуралом, а Орлов слишком влюблённым и пьяным, чтобы приставать к своему лучшему другу.
- Я был вчера на концерте, - широко зевнул он, продирая глаза. – На "Ангре", - добавил, будто это всё объясняло. Он закрыл багажник и криво улыбнулся преподавателю. – Не волнуйтесь, Захар Андреевич, я буду осторожно ехать.
Орлов обошёл внедорожник, галантно распахивая переднюю дверь для Мельникова, и только потом сел в высокий Гелендваген, пристёгивая ремень безопасности. Что у Велимира было не занимать, так это повышенный инстинкт самосохранения, правда, после бессонной ночи, распространяя пивное амбре сложно хвастаться быстротой реакции, но он хорошо водил, а все проблемы с законом решались, как правило, либо парочкой разноцветных бумажек, либо звонком нужным людям. О несовершенстве и продажности исполнительной системы Мир знал не понаслышке.
- Тебе же нравилось, когда от меня пахло настоящим мужиком, - хмыкнул он, когда Захар сел в машину. – И я так спешил тебя увидеть, что не захотел тратить время на переодевание.
Чёрный монстр вырулил на дорогу, и Велимир включил музыку, барабаня в такт по рулю. В целом их вкусы совпадали, хотя Мир больше увлекался павер-металом, а Захар классическим роком, однако было несколько групп, которые они слушали оба. Когда Мельников его бросил, Орлов сделал сборник из их любимых песен и иногда переслушивал. Особо говорить желания не было, к тому же юноша был довольно рассеян после бессонной ночи и полностью сосредоточился на машине, подпевая музыкантам. Пару раз он ловил напряжённый взгляд Мельникова, особенно когда во весь голос выводил "Сына луны" испанской Страваганззы, конечно, не дотягивая до высокого, мощного вокала певца, но довольно сносно вторя ему приятным бархатистым тенором. Как и всех отпрысков семьи Орловых, целенаправленно двигающихся в сторону московской интеллигенции, пытка музыкальной школой не минула ни одного ребёнка Ростислава Всеволодовича.
- А не так уж и плохо, - Велимир осмотрел довольно уютный дворик, заросший зеленью, в которой надёжно скрывались от шума дороги пять стоящих в ряд пятиэтажек. – Вокруг, - добавил он, выходя из машины и дожидаясь, пока Захар распахнет дверь в подъезд. – Здесь же даже лифта нет! – простонал он, заглядывая внутрь.

- Нет лифта, нет мусоропровода, ни одного нормального магазина поблизости, - занудно бурчал Велимир, затаскивая вещи в квартиру.
Нормальный магазин в его понятии был как минимум большой супермаркет с известным названием и богатым набором элитных продуктов, вроде его любимого пармского окорока, экологически чистой баранины, дорогого алкоголя и горького шоколада с ценником, состоящим из нескольких нулей. К чести Мира, в копилку его достоинств, в целом он был всеяден, и в некоторых ситуациях мог съесть всё, что давали, даже копеечные сосиски из туалетной бумаги с ароматизатором натурального мяса. Орлов даже несколько раз в год снисходил до бюджетного ресторана быстрого питания для всех, называемый им пренебрежительно "Макфак", но знаменитые на весь мир биг-маки съедал с удовольствием. Однако он предпочитал вести здоровый образ жизни и есть только натуральные продукты, желательно выращенные в экологически чистых районах. Ну, а когда у тебя практически безграничный денежный лимит на золотистой карточке, на цену товара внимания уже не обращаешь.
Велимир поставил коробку куда приказали и улыбнулся, взглянув на акробатические трюки Захара. Он вспомнил, как тот, бродя за ним по его любимому супермаркету, закатив глаза, разражался фразами, вроде: "Мой завтрак только что попросился наружу, как только я взглянул на цену колбасы, которую у тебя съел", или "Зачем нам смотреть ужастик, мы можем сходить с тобой в магазин, я попугаюсь на ценники".
Орлов подхватил опасно кренящиеся книги и отнёс их на стол в комнате, попутно оглядываясь. Небольшая однушка, типичная хрущёвка с крошечной кухней и ещё более крошечным разделённым санузлом. Ремонт в ней был сделан, судя по всему, не очень давно, хотя с точки зрения Велимира, дешёвые бумажные обои в цветочек и линолеум был его личным ужастиком.
По спине неприятно поползли капельки воды, и он снял косуху, оставаясь в чёрной обтягивающей футболке без рукавов с красно-белым рисунком огня, черепов, перевёрнутой пентаграммы и прочей атрибутике неформальной культуры. Зато она очень эффектно подчёркивала его грудные мышцы и открывала рельефные бицепсы. Потому что помогать преподавателю Орлов приехал в последнюю очередь. Он приехал Захара соблазнять.
- Кстати, - Мир внезапно воссиял и забрал из коридора большой бумажный фирменный пакет. – У меня для тебя есть подарок, - он вытащил из пакета довольно объёмную коробку, кривовато перевязанную большим красным бантом. – С новосельем! – Орлов торжественно сунул презент в руки Мельникова, довольно улыбаясь. – Это кофемашина, чтобы ты радовал себя по утрам чашкой отличного кофе.
"И меня, - добавил он про себя, - когда я буду ночевать в этой дыре".
- И я не приму её обратно! Если тебя это успокоит, то я её не покупал, и ты очень меня обяжешь, если заберёшь, потому что у меня уже есть две кофеварки. Это отцу всучили где-то, и он мне передарил, так она и стояла несколько месяцев нераспакованная даже. Тебе она нужнее, чем мне.
Велимир открыл дверь ванной комнаты и поджал губы, рассматривая кошмарно-голубой цвет плитки.
- Жу-у-ть, - протянул он, - чтоб тому, кто эту плитку придумал, жить всю жизнь в таком цвете. Можно у тебя душ принять? А то я вспотел, устал и надо взбодриться, - он широко зевнул, - спать очень хочется.

- Можно и поджарить, - кивнул Мир, стаскивая с себя футболку.
Презрительно окинув её взглядом, он поморщился и кинул майку на тумбу, стоящую в коридоре: к так и невыветрившимся ароматам табака и пролитого спиртного, присоединился ещё и запах пота. Вот чего Велимир ненавидел всей душой, так это быть грязным. Он был очень брезгливым человеком.
Душ хоть и выглядел паршивенько, но был чистым, и из крана текла как холодная, так и горячая вода, что не могло не греть душу. И мыть тело. Геля для душа он не нашёл, поэтому пришлось воспользоваться куском простого мыла сомнительного качества и не менее сомнительного запаха, увы, Захар в своём доме импортного мыла ручной работы исключительно из натуральных компонентов не держал.
Орлов тяжело вздохнул и встал под прохладную воду, опираясь руками о стену и смачивая кожу. Обычно он редко обращал внимание на своё положение, просто принимая его как должное, но иногда разница в статусе настолько резко бросалась в глаза, что Мир начинал чувствовать себя прилетевшим с другой планеты. Юноша, не задумываясь тратил отцовские деньги, только следя, чтобы кредит был не слишком сильно превышен, но Ростислав Всеволодович не смотря на внешнюю холодность и строгость к сыну-гею, очень сильно любил своего мальчика. Он из своего личного опыта знал, что секс с мужчинами не самое страшное, что может случиться с твоим ребёнком. Однажды он чуть не потерял его совсем. А иногда в голову Орлова-старшего закладывались мысли, что гомосячество и извращения может быть следствием психической травмы, полученным Миром при похищении. Кто знает, что ублюдки творили с малышом? Поэтому на словах осуждая и порицая сына за выбранный путь, он внимательно следил за всеми его передвижениями, хранил в столе ксерокопии зачетной книжки и грамот и вёл подробный учёт расходам по кредитке Велимира, прекрасно зная, что большая часть его ассигнований идёт на благотворительные взносы во всевозможные экологические организации, а не наркоту и развлечения. 
Велимир сделал воду чуть теплее и, нахмурившись, начал размазывать скользкую пену по груди. Несмотря на юношеское легкомыслие и весьма нежный возраст, он не раз задумывался об их дальнейшей жизни вместе. Орлов планировал делать карьеру в экологической инженерии и биотехнологиях, связи отца, его знания и настырство распахивали перед ним довольно много весьма перспективных дверей. Захар же максимум что мог, дослужиться до профессора и продолжать вкалывать с утра до ночи, включая выходные, за нищенскую зарплату преподавателя. И Мир был уверен, что Мельников не согласится жить на содержании своего любовника, пользуясь его деньгами, хотя сам Орлов не видел ничего предосудительного, чтобы содержать того, кого он любил. Потому что сам с лёгкостью тратил отцовские накопления. Но Захар был не таким.
И разница в возрасте. Всё-таки десять лет это очень и очень прилично.
- К чёрту! - прошипел Велимир, включая на всю холодную воду. - Я не сдамся! Ты всё равно будешь моим, даже если мне придётся тебя похитить и запереть в подвале загородного дома!
Чего у Мира было в достатке с самого детства, помимо любви родителей и денег, так это упрямства и настойчивости. Начиная с самой первой в жизни акции протеста против насильной посадки на горшок, продолжавшейся не один месяц и сопровождающаяся такими формами выражения чувства несправедливости, что многоуважаемая Людмила Велимировна и по сей день с содроганием вспоминала те непростые для их семейства времена. Сейчас Велимир Ростиславович Орлов, всё-таки приученный ещё более настойчивой мамой к горшку, хотел Захар Андреевича Мельникова. И переубедить его было сложнее, чем попытаться остановить на полном ходу его любимый Гелендваген палочками для суши.
И раз угрозы, шоколадки и розы не действовали, пришло время перейти к тяжёлой артиллерии.
Мир закрутил краны, встряхнулся и небрежно повязал сложенное вдвое полотенце вокруг бедёр. Результатом хитроумной операции стало совершенно аморально выглядевшее тело студента. Узкая полоска махровой ткани едва прикрывала его, оставляя открытой ложбинку на спине, там, где она плавно переходила в то место, куда зазанозился несчастному Захару Велимир, и заканчивалось сантиметров через тридцать, выставляя на всеобщее обозрение длинные конечности Орлова. Он небрежно взлохматил короткие мокрые волосы, сдвинул чёрные брови, провёл пальцем по шее до ключицы, повторяя движение капельки воды, и танцующей походкой отправился брать вершины.
Вершины, судя по грохоту посуды, разбирали вещи на кухне и даже варили кофе, ибо чуткий юношеский нос почуял божественные ароматы. Велимир подкрался сзади и обнял Захара со спины, жарко и влажно выдыхая на ухо:
- Ну, и где мои тосты?

Реакция Захара оказалась чуть больше, чем неожиданной. Она оказалась, прямо так сказать, фееричной, когда обжигающая жидкость выплеснулась из законной посудины, облив самое дорогое, что было на сегодняшний момент у Велимира - Мельникова.
Мир отшатнулся сам, с ошалелым взглядом озираясь в поисках чего-нибудь, чем можно обработать рану. Ничего не нашёл, так как квартира была чужая и практически не обжитая, но Мельников уже справился сам.
- Не шипи, змеюка, - пробормотал он виновато, опускаясь на колени перед Захаром и осматривая травмированную часть. - Ну, прости меня, ты бы в жизни не подпустил к себе, если бы я спереди подходил.
Главная заповедь охотника на змей: "Иди к аспиду на цыпочках и со стороны хвоста".
Он осторожно погладил бедро преподавателя, стараясь не касаться повреждённой кожи, и уткнулся лбом в мускулистый живот, сейчас нервно вздрагивающий от злости. Печально, но факт - в голове Велимира откладывалось только то, что он сам хотел заложить на хранение. Большая же часть всех услышанных им слов терялась где-то на пути от губ собеседника до его ушей. Вот и сейчас он разобрал в потоке брани Захара только одно:
- Ты, правда, считаешь, что я красивый? - улыбнулся он ещё виноватее.
Это очень вдохновляло. Но не снимало чувства глубочайшего раскаяния в сделанном.
- У меня в машине, в аптечке, есть мазь от ожогов, - тихо произнёс Мир, слегка потеревшись о пресс Мельникова. - Я могу сходить. Или отвезти тебя в клинику, хочешь?
Он поднял голову и вопросительно уставился на Захара, обхватив последнего за пояс. Если бы, по закону жанра, в этот момент на кухню зашло б новое действующее лицо, например, декан факультета, или папа Орлов-старший, то никаких сомнений в том, чем занимаются эти двое у них бы не возникло. Совершенно обнажённый, ещё не до конца просохший Велимир, с которого в процессе ранения любовника слетело полотенце, стоял на коленях прямо перед преподавателем, практически утыкаясь губами в его полуобнажённый пах, скромно прикрытый лишь тонкой тканью трусов.
Мир нервно облизнулся и задышал чуть чаще. Это несколько двусмысленное положение его начало заводить, и он почувствовал, что возбуждается.

- Видел, - Велимир тряхнул головой и пожал плечами. - Но одно думать, что ты красивый, а другое, если так думает тот, кого ты любишь.
Мир не боялся откровенно говорить о своих эмоциях, так как в них не было фальши, притворства или заблуждений, он влюблялся страстно, сильно и надолго, умея хранить верность. Захара он любил вот уже полтора года. И Мельников тоже любил его, просто упёрся в свои дурацкие, никому не нужные принципы. Просто надо было убедить преподавателя, что Орлов не какая-то там пустышка, живущая на папочкины деньги, а серьёзный, успешный и перспективный мужчина.
Стоя голым на коленях это как-то плохо получалось.
- Хорошо, - глухо ответил Велимир и поднялся, возвращая на место полотенце.
Его инстинкты говорили, что сейчас он всё равно ничего не добьётся, поэтому молча натянул штаны, обулся и забрал помятую футболку. Одевать её не хотелось, но сверкать голым торсом во дворе жилого дома показалось ему неприличным.
- Прости ещё раз, - он заглянул на кухню, кладя аккуратно сложенное полотенце на стул. - И смажь всё-таки ожог, будет меньше болеть.
Ушёл он быстро, и не прощаясь, потому что было трудно сдерживать клокочущее в груди чувство обиды с тупой, тянущейся злостью. Громко хлопнул дверью Гелендвагена и с силой ударил по рулю, пытаясь успокоиться. Наверное, он всё-таки слишком резко дал по газам, потому что Мерседес взревел и недовольно взвизгнул шинами, уносясь в Коломенское. До дома, правда, Велимир не доехал, потому что в районе Третьего транспортного кольца он включил громкую связь и позвонил организатору акций протеста Гринписа Москвы.
- Здорово, Вадь, - Орлов бросил взгляд назад и довольно грубо развернулся, напрявляя машину совершенно в другую сторону. - У нас там ничего не намечается в ближайшее время?
- Здорово, - на другом конце связи было слышно, как шуршат какие-то бумажки. - Увы, но мы временно затаились. Пусть расслабятся.
- Дьявол!
- А что надо-то?
- Хочу отвлечься. Очень серьёзно отвлечься.
- Ну, - нерешительно протянул собеседник Велимира. - У нас тут запланировано кое-что, но... - всегда было это "но". - Короче, если ты сможешь купить билеты во Францию на сегодня, то я могу попробовать договориться, чтоб тебя задействовали там.
- Договаривайся, - бросил Мир. - Я уже еду в аэропорт.

***
Спустя два дня таблоиды почти всего мира запестрели новостями о дерзкой и довольно серьёзной акции Гринписа, активисты которой забрались на АЭС Франции и включили проекцию трещин на одном из реакторов станции. Таким образом они пытались привлечь внимание общественности к проблеме утечки радиации сквозь разрушения в стене. Охрана вызвала полицию и несколько человек были арестованы.
Велимир наблюдал за этим событием непосредственно с первых рядов, точнее он ощущал, потому что наблюдать, уткнувшись лицом в асфальт с заложенными за голову руками было весьма проблематично. Их продержали в камере предварительного заключения всю ночь, пока устанавливали личности, потом всех отпустили под залог и открыли дело, а Орлов остался сидеть в допросной, прикованный наручниками к столу. Не то чтобы была в этом необходимость, но Велимир "я молчать не буду!" уже успел схлопотать дубинкой по рёбрам и стеной по лицу.
- Мальчик, - пожилой следователь был терпелив и даже доброжелателен. И принёс Миру стаканчик с кофе из автомата, который тот отхлёбывал мелкими глотками, морщась от жуткого вкуса растворимой дряни. Но меню ему выдать забыли, поэтому пришлось пить, что дали. - Не усложняй себе жизнь, - он подвинул к себе тонкую папку и открыл её, рассматривая чёрно-белое полицейское фото. - Ты же не хочешь провести лучшие дни своей жизни за решёткой только потому, что не желаешь сотрудничать с полицией? Ты же понимаешь, что мы всё равно найдём, кто ты и откуда прибыл в нашу страну?
Велимир закусил пораненную губу и тяжело вздохнул, хмуро глядя в пространство сквозь детектива.
- Дайте мне телефон, - на хорошем французском, хоть и с явным акцентом, произнёс он. - Мне надо позвонить своему адвокату.

Отредактировано Велимир Орлов (2013-09-04 01:33:49)

В то же самое время, когда в тихом, сонном районе Речного вокзала один подающий надежды преподаватель пытался унять своё волнение, в двухэтажном пентхаусе нового дома в центре города  разгорались нешуточные страсти. Высокий, поджарый мужчина ходил по своему кабинету, скрестив руки за спиной. Натянутый от напряжения и стройный, он как гибкий хлыст являл собой олицетворение энергии и нетерпения. Собранный, как хищник перед броском, он стремительным шагом мерил расстояние от стенки до стенки, не спуская гневного взгляда с сидящего перед ним в кресле юноши, чем-то неуловимо напоминавшего хозяина кабинета.
- Три года без права въезда в страну! - гремел голос Ростислава Всеволодовича Орлова. - Возврат визы, занесение в чёрный список французский аэропортов! Велимир! - отец остановился напротив сына, уперев руки в бока. - Я такого позора ещё никогда не испытывал! Знаешь, каких людей мне пришлось поднять среди ночи и сколько заплатить, чтобы вытащить тебя из тюрьмы. Тюрьмы! Мало тебе было Приразломной, теперь ещё и Франция!
Орлов-старший обошёл большой рабочий стол из тяжёлого красного дерева. Жалобно скрипнула кожаная обивка кресла, когда мужчина тяжело опустился в него.
Первые седые прядки в его волосах появились, когда он услышал в телефонной трубке слова, иногда возвращающиеся к нему в кошмарах:
"Твой мальчишка. Выкуп. Убьём".
Процесс побеления волос продолжился голосом полковника ФСБ в трубке:
"Славка, здоров будешь! Слушай, тут у меня пацан сидит, его наши с вышки нефтяной сняли в Канаде. Кажется, это твой".
Ну, а добил его ночной звонок и разорвавшая сонную пелену тихая речь его сына:
"Пап. Ты только не волнуйся. Меня во Франции арестовали".
- Мне пришлось подарить послу оригинал Босха, о котором он мечтал уже больше года. А я рассчитывал выставить его на аукционе за очень хорошие деньги. Ты сорвал миллионную сделку, сын, - Орлов махнул рукой и снова поднялся, вновь подходя к Велимиру. - Не хочу сейчас считать деньги, бог с ними, с тратами, но вот скажи мне, ты о матери подумал, а? Она бросила свой проект в Греции, примчалась сюда, ночами не спала, рыдала, пила успокоительные, сходила с ума и была готова уже всё продать, лишь бы уберечь тебя от тюрьмы. Что же ты делаешь, паршивец?!

- Законным путём! - рявкнул мужчина. - Не нарушая границ собственности.
Ростислав Всеволодович вновь заметался по кабинету как пойманный в клетку тигр. Что бы он не говорил, как бы ни ругал своего мальчика, страх за его благополучие пересиливал все доводы разума.
Частная собственность, взлом, проникновение на охраняемую территорию, сопротивление полиции, всё это было не важным на фоне того, что Велимир находился на территории атомной станции. Первое, что сделал Орлов-старший по возвращению в Москву, это заставил сына пройти полное медицинское обследование на предмет радиоактивного облучения.
И лишь после того, как он вздохнул с облегчением, узнав, что его драгоценному ребёнку ничего не угрожает, Ростислав Всеволодович вспомнил, что он очень, очень на ребёнка зол.
- Ты талантливый мальчик, Мир. Знания,  ресурсы, средства, всё к твоим услугам, и что же ты делаешь? Мелко пакостничаешь, надеясь, что взрослые дяди прислушаются к твоим детским гадостям?

Отредактировано Ростислав Орлов (2013-09-07 22:27:44)

- И не перебивай меня! - отрезал Ростислав Всеволодович. - Я тебе слова не давал! Хочешь спасать мир? Прекрасно! Но сделай это по-взрослому! Не работают законы - организуй свою экологическую партию, иди в Думу, борись, воюй, побеждай. Нет, я понимаю, что куда проще улечься поперёк дороги на тротуаре, но чего ты добился этим? Какие результаты? Где они? Я не вижу никаких результатов за все года твоих диких выходок. В общем, моё терпение лопнуло, - Ростислав Всеволодович обвинительно навис над сыном. - За свой проступок ты будешь наказан по всей строгости: я лишаю тебя половины ежемесячных дотаций и сажаю под домашний арест как минимум на месяц без интернета, сотового и возможности выйти на улицу.
Да, строже наказания для Велимира придумать было невозможно. Сверхобщительный, активный, не выносящий одиночества и разлуки с друзьями, Мир очень быстро бы завыл от тоски. Но Орлов-старший понимал, что неуёмного ребёнка надо приструнить и очень жёстко, пока сын не натворил таких бед, о которых бы в последствии очень сильно пожалел.
- И если ты нарушишь мой приказ, то я заберу твои документы и отправлю в закрытый колледж в Англии, где тебе быстро объяснят, что такое дисциплина и закон.
Ростислав Всеволодович взял со стола большой конверт и вытащил из него несколько плотных карточек.
-И ещё, Мир, - в его стальной голос вкрались подчёркнуто мягкие нотки. - Скажи мне, пожалуйста, ты вообще соображаешь, что ты творишь, или я так и не смог привить тебя чувство ответственности даже в зачатке?!
Он швырнул фотографии на колени сыну и скрестил руки на груди, ожидая ответа.

Когда Орлов-старший узнал, что его сын гей, мир перевернулся и разрушился. Чуть поостыв и переговорив с женой, он всё-таки пришёл к мнению - чем бы сыночка не тешилась, лишь бы её не похищали. К тому же, Ростислав Всеволодович лелеял в душе надежду, что вся эта блажь несерьёзна, и Миру просто захотелось поиграться и поискать новых ощущений на задницу. На свою или на чужую, Орлов не знал и знать не хотел.
Но время шло, один ухажёр сменялся другим, и мужчине пришлось скрепя сердце смириться с тем, что его сын - гомосексуалист. Без душевных терзаний, конечно, не обошлось, но, выселив ребёнка из отчего пентхауса в отдельную квартиру, Ростислав уже через несколько месяцев понял опрометчивость своего решения - он страшно и совершенно безобразно скучал по сыну. И беспокоился, как же там его Велимирушка один одинёшенек страдает в ночи, плачет и завёт папу. А Велимирушка ударился во все тяжкие, наслаждаясь полной свободой и бесконтрольностью. Под бдительным, правда, контролем папы. У которого были небольшие досье на каждого близкого друга Мира и весьма пухлая папка, озаглавленная "Мельников З.А."
- Ты сам его трогаешь, - сдвинул брови Орлов-старший. - Ты вообще подумал, что будет с твоим преподавателем, если хоть кто-нибудь узнает? Разве можно такие вещи оставлять без присмотра? Разве можно их вообще оставлять, Мир? - он грохнул папкой по столу. -  Ты безответственный эгоистичный ребёнок, заботящийся только о себе! И это моя вина, что я слишком много тебе позволял, но подумай о Мельникове, сколько ему будет стоить эта интрижка с тобой. Его, в отличие от тебя, прикрыть некому!
Мужчина взглянул на упрямо сжатые губы сына, со вздохом узнавая в них себя. Упрямый, несговорчивый, признающий только собственное мнение Велимир был копией своего отца. Слегка другого окраса, правда, но копией.
И сейчас, тот стиснул зубы и кинулся на защиту своего драгоценного преподавателя, смело угрожая Ростиславу какими-то там карами. Излияния Мира прервал телефонный звонок.
- Отправляйся к себе, - приказал Орлов-старший, пресекая все возражения. - И не дай бог, когда я зайду пожелать тебе спокойной ночи, тебя там не окажется.
Ростислав Всеволодович поднял трубку и повернулся к сыну спиной, показывая, что разговор окончен. Тихие проклятия и хлопнувшую со всей дури дверь он не увидел, только услышал.
- Добрый вечер, - поздоровался он и, услышав собеседника, расплылся в злорадной, кривой улыбке. Кто бы мог подумать! Любовник сына собственной персоной. Волнуется. - Велимир сейчас не может подойти, - ответил Ростислав. - Он только что вернулся из французской тюрьмы и сейчас находится под домашним арестом. Кстати, я отец Мира, Ростислав Всеволодович, - представился он. - Приятно с вами, наконец, познакомиться, Захар Андреевич. Вы столько сделали для моего сына за эти полтора года.
Он бросил в пространство огнеопасную информацию и приготовился ждать, как отреагирует на неё собеседник. Захару следовало быть очень осторожным и взвешивать каждое слово, чтобы не спровоцировать подозрительность Орлова-старшего.

Ростислав  в который раз за этот вечер пересёк кабинет и выглянул в коридор, удостовериться, что тот пуст, так как своего сына он знал очень хорошо, под диваном смотреть не стал только потому, что откормленная экологически чистыми продуктами паршивая овца семьи Орловых там бы не поместилась. Хотя, если бы сильно постаралась...
Ростислав Всеволодович добродушно усмехнулся, вспомнив, как  однажды его встречу с клиентом прервал громкий чих из-под огромного кресла с высокими ножками, от чего собеседник Орлова подскочил от неожиданности. Они потом долго смеялись, выудив из-под детали кабинетного интерьера крайне недовольного Велимира, сжимавшего в кулачке простой карандаш Faber-Castell, которым он хотел порисовать, а отец не разрешил. Тогда, находчивый и возмущённый жадностью папы Мирушка решил просто-напросто экспроприировать необходимый ему канцелярский товар в пользу неимущих и угнетённых взрослым произволом. То, что этот карандаш был одним из четырёх недавно найденных на раскопках старого особняка в Советске, бывшем Тильзите, антикварных представителей продукции  Faber-Castell начала 19 века, о продаже которых в данный момент и договаривался Ростислав, неимущих и угнетённых не интересовало. Они в данный момент выкидывали из окна родительской спальни всё нижнее бельё Орлова-старшего, в знак протеста и мести за звучный шлепок, которым их наградила тяжёлая отцовская рука прямо на глазах у чужого человека.
Ростислав Всеволодович отвлёкся от воспоминаний и вернулся к делам насущным, как говорилось: "взрослые детки - большие бедки", хотя сложно сказать, что было хуже, увидеть висевшие на ветвях деревьев свои трусы, сверкающие на всю улицу, или разговаривать по телефону с любовником сына. Который, кстати говоря, вполне себе держал лицо и не стал лебезить перед великим миром сего. Чего Ростислав, как и сам Велимир, очень сильно не любил.
- О, поверьте, - протянул Орлов, - что-что, а голова у Мира светлая, уверен, он быстро нагонит все пропущенные им консультации, тем более что другим-то ему больше нечем заниматься, - хмыкнул Ростислав. - Знаете, Захар Андреевич, если вы волнуетесь, что у Велимира будут трудности, то вы могли бы со мной встретиться и передать мне ваши замечания по поводу курсовой. Насколько я понял со слов Мира, темы у него ещё нет, и что-то там надо было написать, заявление какое-то, на курсовую работу. Я мог бы заполнить бланк, или привезти его ему. Если у вас нет на завтра планов, то мы могли бы выпить кофе в городе и обсудить проблемы, возникшие у моего сына.

О том, что Велимиру звонил его любовник, Ростислав сообщать сыну не стал. Собственно, тот желания общаться с отцом не высказывал и демонстративно молчал в комнате, уткнувшись лицом в подушку и слушая музыку. Из опыта прошлых лет, Ростислав подозревал, что дальше начнётся протестная голодовка, потом давление на чувство жалости матери и закончится всё это показательными истерическими выступлениями: «Вы все меня не любите, а я, между прочим, хороший и спасаю мир!». И, как это было много раз, первым, как ни удивительно, сломается отец, пойдя на поводу у эмоций, вины и "это была моя ошибка, я где-то недосмотрел", выполнит все требования бастующего.  Жена и дети были единственной слабостью Ростислава Всеволодовича, кроме страсти к дорогим и редким вещам.
На встречу с Захаром Андреевичем он собирался тщательно, выбирая костюм такой, чтобы не кричать вульгарно о достатке, не быть скучным и занудным, но при этом выглядеть стильно и элегантно - Орлов любил, когда на него обращали внимание. Поэтому он остановил свой выбор на простых чёрных штанах из плотной хлопковой ткани и тонком вязаном джемпере цвета топлёного молока.
Как и положено приглашающей стороне, он пришёл чуть раньше назначенного срока, перекинулся с администратором кафе парой слов и выбрал один из самых уютных столиков возле окна в самом углу. К тому времени, когда Захар появился, следуя за милой и смешливой девочкой Олесей, он уже успел выпить чашку кофе и съесть крошечную плитку горького шоколада.
- Ничуть, вы вовремя. Добрый день, Захар, - улыбнулся одними уголками губ Ростислав. - Вы же позволите называть вас просто Захар?
От внимательного взгляда Орлова не укрылось некоторая скованность и напряжённость в собеседнике, как и то, во что молодой преподаватель был одет. Ростислав сильно сомневался, что зарплаты доцента даже московского университета хватит на то, чтобы купить фирменную косуху "Schott", зато он точно знал, у кого видел точно такую же. И даже кому он лично её привозил из Америки три года назад.
- Отличная куртка, - не сдержал смешка Ростислав, - вам она очень идёт.
"Даже больше, чем моему сыну", - еле сдержал на языке язвительный укол.
В конце концов, это Велимировская собственность, кому хочет - тому и дарит.
- Если любите специи, советую вам заказать кофе по-восточному, сегодня в баре работает Дима, он варит настоящее кофе в турке на песке, - мужчина протянул Мельникову меню и расслабленно откинулся на кресле. - Не стесняйтесь, я потратил ваше время, позвольте мне вас угостить.

Пока Захар держал лицо, и первое впечатление о себе оставил весьма неплохое. Глупо было даже пытаться убеждать самого себя, что Ростислав приехал ради того, чтобы узнать тему для курсовой. Если б ему так сильно нужна была эта тема, он бы снял трубку, набрал телефон Толика, и тот быстро организовал бы и преподавателя, и тему, и план, и саму курсовую в придачу. Но ему был куда более интересен руководитель, чем студенческая работа.
-  Знаете, Захар, - улыбнулся чуть более широко Орлов, - о своих предпочтениях Мир заявил лет в пять, когда посмотрел этот жуткий мультик про пингвинёнка Лоло. Чтобы его успокоить, пришлось применить два мороженных, кусок "Птичьего молока", три гелевых шарика и поход в зоопарк, чтобы показать ему, что все пингвины живы. А если учесть, что в то время в Московском зоопарке пингвины находились на отдыхе в закрытом вольере, то пришлось вести его во Францию, - Ростислав скривился. - Это было то время, когда Велимиру ещё был разрешён въезд во Францию.
Орлов улыбнулся официантке, вогнав ту в краску, и поблагодарил за заказ, попросив принести десерт. Выбрал он "Птичье молоко".
- И вот представьте, Франция, чудесный тёплый субботний день, толпа народа, и у вольера с пингвинами стоит маленький такой Велимирушка и громко, с патетикой рассказывает на русском, что эти нехорошие браконьеры убивает беззащитных детишек-пивинчиков. Он тогда ещё не очень хорошо говорил, - Ростислав тепло рассмеялся. Сына он мог обсуждать часами. - И вот тогда он начал призывать с плохими бяконерами бороться. Вот и борется, - теперь пришёл черёд тяжелого вздоха, - с бяками. Так что, если у вас там есть тема о борьбе с бяками, то это точно для него.
Орлов пробежал глазами список, изучая, что предлагал Мельников. В целом, темы были стандартные, учебные и для Велимира неинтересные.
- Вообще, Захар, у меня для вас личная просьба. Подберите ему какую-нибудь тему об этической стороне экологического законодательства или о том, чем можно реально заменить акции протеста на законных основаниях и с реальными результатами, вместо этих их авантюр.

Ростислав забрал предложенный лист с темами и внимательно их прочитал. Три раза, прежде чем поднял глаза на Захара.
- А я и забыл, как скучно это было, - усмехнулся он, кладя лист на стол и поднимая руку. - Всё-таки мне больше нравится заниматься делом, чем выписывать абзацы из учебников. Лесенька, милая, сделай нам, пожалуйста, нарезку и пару мясных салатов. И булочки.
Официантка споро собрала со стола грязную посуду и смятые салфетки и, застенчиво улыбнувшись, прошелестела: "Конечно, Ростислав Всеволодович". Было очевидно, что Орлов здесь частый гость и весьма уважаемый, поскольку все его просьбы удовлетворялись с космической скоростью, ну а о том, существует ли заказанное в меню, это даже не обсуждалось.
- Знаете, Захар, думаю тему курсовой всё-таки лучше обсудить с самим Миром, пусть он пишет, что хочет. Главное, чтобы это было законно, и мне не пришлось бы потом выплачивать всей комиссии по защите моральную компенсацию. Хотя, - Ростислав тяжело вздохнул, - видит Бог, Велимир всегда найдёт способ превратить в акцию протеста даже банальный поход за хлебом. Ребёнок "а я сделаю всё наоборот". С самого рождения! Одеваешь ему носки, он их снимает, даёшь сок, он требует молоко, приносишь молоко, он его выплёвывает и демонстративно чешется. Отправляешь в Англию, он остаётся в России, договариваешься с МГУ, он подаёт документы в какой-то третьесортный ВУЗ. Приводишь ему девочек знакомиться, красивых, умных, скромных, образованных, а он! Господи! - Ростислав откинулся и взмахнул руками. - Спит со своим преподавателем!
Страдания отца прервала девушка, которая принесла заказ и быстро расставила заполненные тарелки перед мужчинами: на середину большое блюдо с колбасно-сырной нарезкой, по глубоким пиалам с салатом перед каждым и с трудом нашла место для большого чайника с чашками. Корзиночку с горячими, дымящимися булочками Ростислав забрал сам, видя, как заволновалась девушка, пытаясь найти пустое место между папкой, листами и посудой.   
Вообще Орлов-старший, как и младший, редко когда жаловался, предпочитая все удары судьбы переносить молча, однако даже ему хотелось иногда поговорить о том, что волновало больше всего. Проблема же "обсудить с друзьями за игрой в гольф некоторые особенности сексуальной жизни Велимира Ростиславовича" заключалась в этой самой невозможности обсуждать гомосексуальную жизнь собственного сына. Вот что он мог сказать мужественному полковнику ФСБ, награждённому тремя орденами за спасение людей? Мой сынуля затащил в постель очередного мужика? Гордись папуля, ты построил трёхэтажный коттедж на берегу Волги, посадил во дворе голубую ель и воспитал сына-гомосека! Наверное, стоило остановить свой выбор всё-таки на обыкновенной ёлке, а то нет, выделился. Посадил. Голубую!
- А вот психиатр Мира наоборот говорит, что я в детстве недодал ему внимания и любви, что он и пытается восполнить сейчас, в объятиях у других мужчин. Правда, другой считает, что это наоборот, от слишком сильной любви, которую он перенёс с меня на других. Посчитал нормальным любить других мужчин, если можно любить отца. Он меня на полном серьёзе, спрашивал, спал ли я с ним, - Орлов возмущённо фыркнул, и сделал глоток кофе. - А что я мог сделать, если он до одиннадцати лет вскакивал с криками посреди ночи и забивался в угол, дрожа от страха? Я однажды чуть не потерял его. Восемь дней сердце останавливалось от каждого звонка, потому что я думал - всё, это конец. А на пятый день мне позвонили из милиции и попросили приехать, опознать труп. Тогда у меня появилось первые седые пряди. Знаете, Захар, Велимир - самое дорогое, что есть в моей жизни, и я не буду сейчас ходить вокруг и около и делать вид, будто не знаю, чем вы с ним занимались, к тому же вы особо не скрывались, - Орлов вытащил из конверта те самые злополучные фотографии и положил их перед Мельниковым. - Я просто хочу спросить вас, что вы собираетесь делать дальше? С этими отношениями и чувствами Мира?
Ростислав терпеливо ждал ответа человека, который спал с его сыном, не смотря ни на колоссальную разницу в возрасте, ни на статусы преподаватель-студент. Это была самая настоящая проверка, и всё, начиная от карьеры Мельникова, кончая его жизнью, зависело от того, как правильно он сможет ответить на вопрос Орлова.

Умение сохранять спокойствие в любой напряжённой ситуации, похоже, было одним из главных достоинств доцента Мельникова. Хотя, работа в зоопарке для психически нездоровых диких шимпанзе, именуемом гордо "московским университетом", закалило бы любого.
Выжившего.
Например, сам Ростислав Всеволодович даже представить в кошмаре себе не мог, что учит целую аудиторию набитую несколькими десятками копий его ребёночка. Хотя он надеялся, что настолько невыдрессированных обезьян, как его Велимир, больше одного в каждой группе не водится.
Уже за одно это он уважал Мельникова, как человека.
- Нет, он их прятал, - вступился за сына Ростислав, - я их у него отобрал. Поверьте, он возмущался. Сильно.
Ему не особо хотелось рассказывать, что фотографии он не просто нашёл, а обнаружил в процессе обыска. Да, иногда он вёл себя как настоящий паникёр и отдавал себе в этом отчёт, но благополучие Мира для него было слишком важной задачей.
Ответ Захара его порадовал, даже можно сказать погладил гипертрофированные отеческие инстинкты и слегка успокоил их. Хуже всего было бы, если б Мельников начал изворачиваться и отрицать, обвиняя во всём кудесника-программиста и волшебный фотошоп. Или куда отвратительнее: попробовал извлечь из этого выгоду для себя, пригрозив шантажом. Ростислав уже видел это, несколько лет назад, когда вызвавший его инспектор по делам несовершеннолетних вместо того, чтобы обсудить вопросы воспитания своего подопечного, начал излагать перспективы разрушения карьеры Орлова после скандальной информации о сыне известного аукционера в прессе. Однако бывший старший лейтенант, а ныне уже простой регулировщик, не учёл того факта, что разговаривал с человеком, который не брезговал ничем ради своей семьи. Конечно, Велимирушка поубивался по внезапно испарившемуся в дальнем Подмосковье возлюбленному, но мерзавца, посягнувшего на святыню, Ростислав убрал. А вот Захар Андреевич не побоялся не только глядя в глаза почтенному отцу семейства Орловых сказать, что ему нравится один из отпрысков интеллигентного московского рода, но и даже невозмутимо есть, наслаждаясь прекрасным вкусом свежего салата.
- Можете даже не надеяться, что Мир перегорит и забудет. Чем-чем, а непостоянством мой сын не страдает, и уж если ему что понравилось, то это до конца. Вне зависимости от моего желания. Или вашего, - добавил он многообещающе.
Выразительно посмотрел на часы и попросил счёт. Всё, что хотел выяснить, он для себя узнал и задерживать Захара не считал нужным, к тому же у него самого оставались ещё дела в городе.
- Думаю, было бы прекрасным, если бы вы съездили к нам домой и обсудили б с Миром вопросы по курсовой, - он вернул Мельникову лист с записями. - Я всё равно в этом ничего не понимаю, а Мир, - очередной тяжкий вздох сдавшегося под напором жалости отца. - Миру там совсем плохо одному. Он вообще очень тяжело переживает одиночество, а тут неделя в тюрьме, суд, его это напугало. Хоть он и не показывает этого изо всех сил. Если хотите, мы можем это оформить как индивидуальные консультации, я оплачу ваше время и дорогу.