Темно. Тихо. Только шелест листов бумаги где-то недалеко. Внутренности горят, словно в живот запихнули зажженный факел. Приходя в сознание, мужчина потянулся рукой к животу, пальцы наткнулись на тугой бинт, обхватывающий торс, подобно корсету. Хорошо, что о нем некому волноваться, никому не принесет беспокойства произошедшее. Матушке он ничего говорить не будет. Но, собственно, что произошло? Память начала обратную перемотку. Полет в пустоту, круговерть, удар в бок, ярко горящие фары джипа, дождь, огни супермаркета, собственный порше, Тоха… Тоха!!! Лежащий в палате реанимации мужчина резко распахнул глаза. Стало немного светлее, в дальнем углу помещения за столом сидела девушка в зеленом медицинском халате и заполняла какие-то документы, несложно было догадаться, что медицинские карты. Одинцов находился в больнице, а в это время мальчишка, которого он выдернул из отчего дома, небось сидел у него в квартире и думал, что его тупо кинули. Сколько он уже тут лежит? Несколько часов? День? Два? За это время Антон мог решить, что Роман попросту ушел в загул. Отличное начало совместной жизни. Уйти от родителей  и получить взамен блудного партнера, от которого и не вернуться назад, после всего, что они тогда наговорили друг другу с его отцом.
От всех этих мыслей пульс резко подскочил и аппарат, к которому был подключен больной предательски запикал быстрее. Ему надо скорее домой, к Тохе, объясниться, что он не бросал его. Пришедший в сознание окончательно пациент начал избавляться от трубок и проводов, присоединенных к его телу, первым делом, выдернув из руки иглу от капельницы. Медсестра (или врач?) бросила свое занятие и подбежала к его койке.
- Что вы делаете? Вам нельзя двигаться резко, - она подняла брошенный на пол «хвост» капельницы и уже собиралась поменять там иглу, чтобы вернуть все, как было, но наткнулась на взгляд серых глаз, белки, которых были красными от полопавшихся сосудов. – Я сейчас позову врача, и он сам все вам объяснит, - значит все-таки медсестра. Но отойти никуда она не успела, была поймана за руку хваткой холодной руки, в которую, казалось, Роману пришлось вложить всю свою имеющуюся на данный момент силу. Он хотел сказать, что ему нужно домой, но с ужасом понял, что язык ему не повинуется, во рту было сухо, как в пустыне.
- Пить… - вместо всего, что вертелось в голове, прохрипел он.
- Это пожалуйста, но много нельзя, - высвободившись без особых усилий из захвата, она отошла от койки пациента к своему столу, и налила там в стакан из графина воды. – Только она еще теплая, не успела остыть после кипячения, - Одинцову было все равно, он сделал из поднесенного к губам стакана два больших глотка и откинулся на подушку. Нужно собраться и встать.
– Мне очень нужно домой, - сипло проговорил он, успев разглядеть на бейджике своей сиделки, что ее зовут Ирина Жуже. Смешная фамилия. И в другой бы раз владелец Модуса улыбнулся, но сейчас ему было не до того. – Или дайте мне мои вещи, мне нужен телефон, позвонить, сказать, где я. Пожалуйста, - последнее слово прозвучало с мольбой, но за ней слышалась решимость к действиям, если не разрешат и не дадут возможности. – Или я буду требовать дать подписать отказ от реанимации и госпитализации, - глаза пациента сузились, он судорожно вспоминал свои права, обусловленные законом РФ.
- Господи, - Ирочка всплеснула руками, - да ваш родственник уже давно всем все сообщил, наверное. Его сюда просто не пустили, но не стоит переживать, что вас потеряли. Лягте ровно, я поправлю вам подушку и поставлю капельницу заново, - на лице у Романа читалось явное непонимание. Какой еще родственник? – Ваш брат привез вас сюда, молоденький такой, хорошенький, но вы с ним совсем непохожи, он обязательно всем сообщил, где вы, - пропустив мимо ушей бестактность Ирины, Рома сообразил, что привез его сюда Тоха. И застонал от бессилия. Значит, он еще и видел, как его сбила машина. Наверное, чуть с ума не сошел. Сейчас трудно было сказать, чего Одинцов меньше желал для своего партнера – зрелища, которое тот мог увидеть, или неизвестности его местонахождения.
- Мне все равно нужно позвонить, - упрямо заявил он, предпринимая попытку подняться с постели. Однако, под повязкой мышцы, похоже, были разрезаны, они не слушались, левая рука, в которую была воткнута до того игла тоже плохо подчинялась, плечо стояло ровно, но в области сустава болело не по-детски – было выбито, значит, и вправлено. Вдохи давались с трудом и внутренней болью. Роман прикидывал, что и где у него повреждено, и приходил к неутешительным выводам, казалось, что все. Но ноги целые – ходить может. Уйти может. Далеко ли? Можно проверить. Перебирая ногами и опираясь на правую руку, он стал пробовать сползти с койки.
- Значит так, - терпению девушки явно пришел конец, - либо вы сейчас ложитесь, лежите смирно и даете вам поставить капельницу, и тогда я вам дам свой телефон позвонить. Либо я зову санитаров, они вас примотают к койке, я выполню свою работу, а потом можете сами разбираться с врачом, подавать в суд и делать все, что вы там хотите.
Два упрямых взгляда схлестнулись. Одинцов просчитал, что второй вариант не добавит скорости в его связи с Антохой и, скрипнув зубами, заполз обратно на подушку, подставил руку. С виду такая миловидная девушка, а характер точно, как у осы. Вредный. Жужжит и жалит. Но слово она свое сдержала.
- Тош, привет, - услышав в трубке голос парня, Рома растерялся, что ему еще сказать. – Я живой, со мной все в порядке…

Отредактировано Роман Одинцов (2016-10-17 14:20:25)

Попросив бывшего коллегу помочь с информацией о новоиспеченном сожителе сына, Нестеров ждал ее с нетерпением, надеясь, что «грязном белье» этого представителя модельного бизнеса найдется нечто такое, что он сможет предъявить Антону, как компрометирующие факты. Но, к сожалению, таких данных не оказалось в биографии этого бизнесмена. Довольно заурядная жизнь без особых «подвигов». К тому же Одинцов оказался последним представителем какого-то там древнего русского рода, из семьи иммигрантов времен Великой Октябрьской Революции. Голубая кровь. Стасу было над чем иронизировать в данном случае. Хотя было вовсе не смешно. Тоху факт рождения Романа за границей или его принадлежность к дворянской семье прошлых лет не остановит в попытке жить с ним. А более глобального, что может запятнать светлый образ возлюбленного (тьфу, противно), ничего не было. Майор милиции в отставке нервно барабанил пальцами по столу, слушая вереницу жизненных вех господина Одинцова, прикидывая, с какой стороны тогда его попробовать опорочить. Это было теперь непросто. Погруженный в свои мысли, он едва не прослушал самое важное.

- Стас, слушай, тут такое дело, я проверил еще его по сводкам ГАИ, - Нестеров весь подобрался, ощутив кожей, что сейчас будет сказано что-то очень важное.
- Штрафы, ДТП?
- Штрафов у него хватает, да, но оплачены все, - Митрич явно замялся, но его не торопили. Очень важно иногда услышать информацию в том виде, в котором ее тебе собираются преподнести. Не подталкивать. – Там другое. Одинцов Роман Сергеевич был сбит позавчера машиной на улице, виновный скрылся с места происшествия, по словам очевидцев это был черный джип. Сейчас пострадавший находится в больнице в тяжелом состоянии, - последовали названия улиц, больницы и прочие детали официального отчета. – В общем, я полагаю, что кредит ему в твоем банке сейчас не понадобится, - Стас едва не спросил, какой еще кредит, но вовремя вспомнил про предлог, под которым просил данные об этом человеке. Он наскоро простился с бывшим коллегой и уставился на телефон. Но где же Тоха тогда? Не вернулся домой, значит, поселился в квартире у того типа и теперь один там. Он сам-то цел? Сердце отца юноши сжалось в тревоге. Ольге обо всем этом нельзя говорить ни в коем случае. Она вышла в магазин, надо воспользоваться минутами до ее возвращения, потом им вместе идти на работу.

- Антон, это папа, - номер набрался сам собой, и Нестеров зачем-то представился, словно считал, что сын удалил его номер из записной книжки. – Ты где? У тебя все нормально? Я все знаю. Давай приеду и заберу тебя, говори адрес, - как обычно он все решил, никого не спрашивая. – Если хочешь, конечно, - поспешил он добавить. – Может помочь смогу чем…

Вязкая темнота окутывала сознание душным мороком. Он словно бежал по черному облаку, что-то искал и не мог найти, и это утомляло. И злило. И немного пугало. Как можно не знать, что ты ищешь? Для разума спящего после дозы вколотого снотворного пациента реанимации это не поддавалось объяснениям. Но подсознание, та его часть, что заведует снами, услужливо подсовывала ситуацию, где ты сам не знаешь, что, зачем и почему. Потом резкий спасительный свет, разрывающий мглу, больно глазам, и снова темно, но уже нет мыслей, нет страхов, нет злости и прочих чувств. И хочется остаться в этом забытье. Вот только холодно как-то, зябко внутри, мороз шел из самого живота, и доходил до кончиков пальцев на руках и ногах. Но одной руке вдруг стало тепло. Это словно нарушило какой-то невидимый баланс, внося сумятицу, заставляя мозг вновь работать. Первое, что пришло на ум: в палате была только вредная медсестра. Одинцов едва не отдернул руку, уже осознавая прикосновение, но прежде успел распахнуть глаза. Взгляд наткнулся на осунувшееся, на фоне белого медицинского халата, накинутого на чуть ссутуленные в сидящей позе плечи, словно выцветшее лицо Антона, и рука не двинулась, напротив, сжала крепко пальцы парня. Невольно отметилось, что он уже в другой палате и никого постороннего здесь нет.
- Как ты здесь оказался, солнышко? – весь боевой настрой поругаться с медсестрой и устроить выволочку врачам за снотворное, которого он не просил, прошел в миг, стоило Роману увидеть рядом с собой Тоху. – Тут больше похоже не на больницу, а на колонию строгого режима, а вместо надзирателей медперсонал, - Одинцову не приходилось еще лежать в российских клиниках, но в Париже он в юности знатно полетел с велосипеда навстречу асфальту, и после некоторое время лежал в больнице со сломанной ногой и множественными ушибами. Потом лежал в Германии, в Мюнхене, проходя полное обследование перед сдачей спермы в банк на утешение всем родственникам. И сейчас мог точно сказать, несмотря на одноместную палату с занавесками в цветочек, телевизор и холодильник, что медицина в Европе находится на более высоком уровне. Впрочем, и там все зависит от того, насколько хороша страховка у пациента и каковы его финансовые возможности. Но что-то Роме подсказывало, что медсестру с забавной фамилией мало интересовали такие детали, она просто делала то, что предписывал ей ее долг.
Глаза искали взглядом его глаза, на душе стало тепло – он тут, рядом, ему не все равно. Хотя бы не все равно. Но в животе все еще таился холод. И Роман сообразил, что идет он извне. Свободной рукой он скользнул под одеяло, тихо ойкнув от боли в плече и выудил оттуда нечто резиновое, сложно поддающееся описанию, наполненное водой и, по всей видимости, льдом, что лежало у него поверх перемотанного бинтами торса.
- Что это? – показал он Тохе «чудище», чуть приподнимая то над собой, какого владельцу Модуса не доводилось видеть прежде. Под недоуменным взглядом мужчины изучаемый объект булькнул утробно, перемещая внутри себя свое содержимое.

«Не все равно» оказалось, по всей видимости, просто ответственностью и чуткостью к ближнему, привитыми воспитанием.
Одинцов с непониманием снова взглянул в лицо Антона, замечая его неловкость. Ему важно было знать, как парень очутился в больнице, видел ли он то, что произошло с его … партнером? Да, увы, но похоже, что только партнером. И, похоже, что видел все же. Отсюда и сострадание. Только кому оно нужно? Только не Роману.
- Да, конечно, если ты передумал. Я понимаю, - сухо и резко ответил он, но рука с неохотой выпустила руку юноши. Пришлось прикрыть ненадолго глаза, чтобы прийти в себя от удара, который был в разы сильнее, чем тот, что был получен при столкновении с машиной. Когда они раскрылись вновь, серая радужка не отражала ни одной эмоции.
Сам дурак. Сам виноват. Сам придумал себе надежду на чувства и близость душ, шанс на счастье и жизнь с тем, кто дорог, и сам же во все это поверил, как когда-то в семнадцать лет.
- Спасибо за заботу, Антон. Ты всегда можешь тоже ко мне обратиться, если тебе понадобится помощь. Глэдис можешь навещать по желанию, - равнодушно убрав с живота то, что Тоха назвал грелкой, Роман откинул одеяло и, сделав усилие над собой, спустил ноги с кровати, уже сидя встречая вошедшего врача и старательно игнорируя тупую боль в теле.
- Можете не утруждать себя осмотром, милейший, я больше не ваш пациент, - холодная решимость во взгляде предупреждала, что подходить не стоит, лучше, чем любые слова. – Я хочу, чтобы мне немедленно вернули мои вещи, включая телефоны. Отказ от дальнейшего лечения в стационаре я вам подпишу. Ваши коллеги из частной клиники пришлют вам запрос на описание моего случая. И благодарю, что собрали то, что развалилось во мне, - врач недовольно скривился в ответ и пробурчал что-то типа, что в суицидах он не пособник, и развернувшись ушел. Повисла тишина. Одинцов медленно поднялся с постели на ноги и, придерживаясь за спинку кровати, сделал несколько шагов к окну.  Голова кружилась, но в остальном было терпимо.  Либо доктора тут действительно хорошие, либо не так уж сильно он пострадал. А может просто так кажется, потому что в висках стучит горечь.
- Подожди немного, - глядя в окно попросил он Тоху. – Сейчас принесут мои вещи, я подпишу бумаги и вызову такси тебе и водителя себе. Хоть так отблагодарю тебя за участие во всем этом…
На улице было серо и моросил дождь. Ощущение было, что он и не заканчивался с того вечера, когда Роман вышел из машины у супермаркета. И на душе у мужчины было также пасмурно. Удерживать Антона не было смысла. Он четко дал понять, зачем ему нужен Роман, и к чувствам это не имеет никакого отношения. И в ближайшее время в силу своего физического состояния, Роман ему это дать не мог.
Вошла медсестра с вещами и телефонами и, пока она проговаривала дежурные слова о тех обязательствах, что они снимают с себя, при уходе г-на Одинцова из больницы, владелец модельного агентства Модус уже искал в записной книжке старенького телефона нужные номера. В отличии от новомодного смартфона, который был полностью разряжен, заряд его батареи был полон еще на половину. Случайно перещелкнул на смс… Его смс, которыми они обменивались еще с поры встречи в клубе. Надо удалить, но рука не поднимается.
Хотелось спросить, зачем тогда была эта нежность в словах, но вместо этого с губ сорвался другой вопрос:
- Ты действительно хочешь сейчас уйти? – это «уйти» подразумевало, что возврата не будет. Рома, не глядя, подписал бумаги, протянутые ему работницей больницы. Все его внимание было приковано сейчас только к Антону. Там было все, что для него сейчас важно.

Он уже называл адрес больницы для второй машины, для Антона, вызывая такси, и хотел обернуться, чтобы узнать, куда его вести, как тот заговорил. И Роман не оборачивался, боясь пропустить хоть слово. А после почувствовал его руки у себя на плечах. Повернул голову, чтобы встретиться в поцелуе с его губами. Девушка-оператор в трубке настойчиво спрашивала, куда ехать второй машине, но ласку губ было разорвать трудно. Поймав Тоху в объятья, некрепко прижимая к себе, поскольку весь торс болел от ушибов и швов, Одинцов заглянул в его глаза, стараясь найти ответы на свои вопросы. Но они как-то разом потеряли смысл и значимость. Он тут, и не хочет уходить – это было главнее фраз, которые они так и не научились, похоже, правильно строить.
- Не нужно машин, девушка. Я отменяю заказ, - дав отбой связи, Рома медленно провел пальцами по немного заросшей щетиной щеке парня. Он и правда не был дома все то время, пока Одинцова в больнице возвращали к жизни и старались не оставить инвалидом, был рядом.
- Тош, я только хотел спросить, как ты вообще тут оказался, как узнал, что я здесь. Я же помню только, что оставил тебя в машине. Мне сказали, что сюда со мной приехал мой двоюродный брат, - мягкая понимающая улыбка коснулась резко-очерченных губ мужчины, - я просто волновался, что и как с тобой в тот день было, - к лешему объяснения, они только все запутывают. Лучше поцеловать еще раз, почувствовать отклик, и плевать, если кто-то войдет и увидит. Это лучшее лекарство, чем все их уколы и таблетки. Так хотя бы ощутимо бьется сердце, и хочется дышать.
- Поедем домой? Ты за рулем, - выпускать из рук не хотелось, но не вечно же им так стоять у окна. – Поможешь мне одеться? Не так же идти… - босой, в больничной послеоперационной рубахе, сам с трехдневно не бритой физиономией, Одинцов дошел бы разве что до первого полицейского, после чего был бы быстренько определен в больницу, но совсем иного плана. В одну палату с каким-нибудь Наполеоном или Мефистофилем.
Стянув казенную одежду через голову, Рома сам присвистнул, оглядывая себя и обнаруживая синеву на плече и такие же подтеки, сочащиеся из-под бинтов.
- Могу сниматься в фильмах ужасов без грима, - попытался он пошутить, пряча неловкость перед Тохой, и вытягивая из стопки белья, принесенного медсестрой свою майку, изрядно попорченную. Ей самое место теперь на швабре для мытья полов. Рубашка была в более приличном состоянии, а вот пиджак придется выкинуть. Брюки тоже, но в них надо доехать хотя бы до дома. Но, чтобы их натянуть на задницу, нужно согнуться. А как это сделать, когда перемотан весь? И Роман растерянно и смущенно посмотрел на Антона.

Отредактировано Роман Одинцов (2016-11-15 15:06:17)

Все потеряло важность, и Рома почти не слушал то, что ему говорил Антон, он просто    не хотел выпускать его из рук, но пришлось.
- Ничем я не рискую, домой поездят из клиники, - ворчал он, на то, что его отчитали. Пусть отчитывает – это неожиданно приятно.
- Чудовищем? – улыбка заиграла на губах Одинцова при этом сравнении. Он бы рассмеялся, но смеяться было больно, поэтому лишь кашлянул. – Я не против, если ты будешь в роли красавицы, возвращающейся всегда вовремя, - мягкий подкол с нежностью в голосе и взгляде. Он сменился серьезностью и стеснением, когда юноша принялся одевать потерпевшего в ДТП.
Роман не привык, чтобы за ним ухаживали, и от смущения прятал глаза, когда Тоха натягивал на него рубашку и брюки. Не помогли даже слова, сопровождающие этот процесс.
- Тошка… - он хотел было остановить его и сказать, что сойдет и так, им же не свет выходить, а всего лишь до дома доехать, и грязные пятна на штанинах ничем этому не помешают, но не то чтобы не успел, просто прикусил язык. Ему нужно было время прийти в себя от неловкости и подумать.
Как только Антон скрылся за дверью, устремляясь за обещанными спортивными штанами, Одинцов опустился на кровать. Сил было еще не столько, сколько хотелось бы, да и в общем, что уж скрывать перед самим собой, голова кружилась, пошатывало и немного мутило. Но это скорее всего от голода. А что можно есть? Теперь даже у лечащего врача не спросишь, раз отказался от его помощи. Придется терпеть.
Телефон. Какое же это огромное подспорье для современного человека. Как раньше люди жили вообще без мобильных?
Он набрал номер своей секретарши и резко прервал ее причитания по поводу ее сожалений о том, что с ним случилось.
- Мне нужен телефон Свердлова. Пришли мне смс на этот номер. Основной пока не активен, - Федор Михайлович Свердлов был отличным хирургом, у него, приехав для того специально в Москву, оперировалась родная тетка Романа, когда той понадобилось делать пересадку сердца. У кардиохирургов, конечно, профиль не совсем тот, что нужен сейчас Одинцову был, но что-нибудь да посоветует.
Усталый взгляд серых глаз снова обратился в окно, встречаясь за стеклом с усталостью и тоской природы, выражающейся в дожде.
Имел ли он право сейчас просить Антона о помощи, жить с ним, когда будет для него только обузой? Наверняка ведь парню совсем не того хотелось, а разговор в доме Нестеровых и после лишь подтверждал это. Но нежность в карем взгляде сейчас и забота говорили об ином, да и отказаться от них было выше сил Романа. Стоило признать – он слаб. Слаб, потому что не может и не хочет быть без Тохи, пока есть шанс не расставаться, пока есть возможность смотреть в его глаза, ощущать ласку его рук на коже, и нужно научиться принимать его заботу. Главное не упустить момент, когда она станет ему в тягость.
Из размышлений Одинцова выдернул стук в дверь, и он на автомате ответил:
- Войдите.

Одинцов дернулся, как от пощечины, услышав приветствие, произнесенное хорошо запомнившимся ему голосом, хотя и слышать его довелось лишь в единственную встречу. Он резко обернулся, и едва не подскочил с постели, но вовремя одумался – скакать горным козлом по палате сейчас смысла не было никакого, да и организм без особой благодарности отнесется к подобному поступку.
Неужели Антон общался с отцом в эти дни и сообщил ему о приключившимся с любовником? Вряд ли. Тут не стоило скидывать со счетов, что отец Тоши был в прошлом ментом. Только за каким лядом ему понадобилось узнавать что-то об Одинцове, и уж тем более не зачем было тащиться собственной персоной навещать пострадавшего в ДТП. В любом случае, делать какие-то выводы на этот счет было рано, да и по сути, какая теперь разница? Пришел и пришел.
- И вам не хворать, Станислав Михайлович, - сухо откликнулся он, оправляя ворот застегнутой рубашки, угол которого топорщился. – Самочувствие, как видите. Сносно, - вопрос хоть и был риторическим, в отличие от последующих, но Роман не оставил и его без внимания. Внутренне он весь подобрался, готовясь к очередной порции обвинений и упреков, и не ошибся. Только в этот раз они звучали более дружелюбно, что ли… В глазах Одинцова подозрение смешалось с настороженностью и удивлением. Это откуда вдруг такая благостность? Как бы там ни было, зайди Нестеров-старший в палату четверть часа назад, возможно, он и получил бы своего сына обратно, но не после того, как они с Тохой объяснились без помощи слов, поцелуями и объятьями. Сейчас Рома верил, что нужен ему, и не только как сексуальный партнер, он чувствовал тошкино тепло и видел в его глазах нежность и заботу. От последней становилось немного не по себе, но стоило попытаться довериться и подпустить к себе ближе. Как никого и никогда. И тут придется ломать себя, ломать свои принципы и привычки. Это немало и трудно. Однако, за ласку в карих глазах попробовать стоило. Правда, где потом искать Одинцова, если все окажется напрасным? Об этом думать не хотелось. Если прыгать с обрыва в омут отношений, полных серьезности и ответственности друг за друга, то делать это без раздумий. Иначе, всегда найдется тысяча и одна причина, почему не стоит.
- Да, мы собираемся с Антоном ехать домой. Где я закажу себе лучшее медицинское обслуживание, которое можно получить в Москве за деньги. Вы же, наверняка, уже выяснили, какого состояние моих счетов в банках. Надеюсь, что удовлетворены. Ваш сын ни в чем нуждаться не будет. Здесь, - небрежный жест рукой обвел воздух палаты, подразумевая больницу в целом, - недурные врачи. Но я люблю получать лучшее. Хотя это вы уже должны были заметить, - усмешка, за которой не показались разве что клыки скалящегося хищника, готового защищать свое логово, досталась бывшему менту. – И, разумеется, я не сам поведу машину, вы же знаете, что у Антона тоже есть права, так что, о какой безответственности вы говорите?
Ситуация, как и сама повторная встреча с Нестеровым, начала раздражать. В конце концов, он не мальчик давно, чтобы перед кем-то оправдываться, будь то даже отец парня, с которым он собирался жить. Поднявшись с постели, Роман осмотрел свои брюки еще раз и попытался стереть с них засохшую грязь о нижний край больничной кровати. Доедет и так, надо только найти Тоху.

- Не стоит так волноваться, Роман Сергеевич, - красноречивый взгляд Нестерова-старшего устремился к штанам Одинцова, низ которых тот пытался очистить весьма мудреным способом. – Если вас напрягает мое присутствие, или же оно по каким-то причинам вам неприятно, достаточно об этом просто сказать, - сладкой патокой текла речь бывшего майора милиции, который видимо никуда не торопился, и уходить в том числе. Он оставил без признаков внимания вдохновенную речь владельца модельного агентства, касательную его счетов в банках. Зачем отрицать или подтверждать очевидное? Первое выглядит глупо, второе никому не нужно. – Я достаточно вежливый человек, для того, чтобы никого не обременять своим обществом. И тем не менее, я благодарен вам, что взяли на себя труд и пояснили для меня происходящее.

Значит, они все-таки едут домой к Роману. Оба. И просьба Антона приехать в больницу никак не связана с желанием мальчика вернуться домой. Да, действительно у Тоши были водительские права, и он даже иногда брал отцовскую машину, а иногда брал без спроса, и думал, что отец об этом и не узнает. Отец и делал вид, что не замечает, что бензин из бака в некоторые ночи буквально испаряется, что изменяются цифры на счетчике пробега, что в салоне можно почувствовать с утра посторонние запахи и обнаружить подозрительную чистоту… Но это те мелочи, которым Стас не придавал значение. Мальчишки всегда останутся мальчишками, и взять покататься отцовскую машину – не большой грех, и вовсе не проступок. Сам угонял по молодости у деда в деревне старенький мопед, катя его без завода до опушки леса, а под утро прятал взгляд от своего предка, в надежде, что тот не слышал ночью рычания мотора где-то вдалеке. Однако, к стыду своему, Нестеров должен был признаться – он понятия не имел о том, как хорошо Антон управляется с автомобилем. Ему достаточно было того, что тот по утрам был жив-здоров, а их «Гелик» цел и не царапан.

- Я, пожалуй, подожду своего сына снаружи, тут я по его желанию, и рад, что вы благополучны… - он уже хотел попрощаться и величаво выплыть из палаты, подобно океанскому лайнеру, как дверь распахнулась и мимо него пролетел Антошка с какой-то тряпкой в руках, которая при ближайшем рассмотрении оказалась его брюками от спортивного костюма, который они с Ольгой купили сыну по весне. Неужели он уже тогда был таким не таким, как им бы с матерью хотелось? Всегда Тоша был, если не робким, то стеснительным мальчиком, а сейчас он решителен и уверен в себе и даже пытается командовать. Что это за метаморфоза? Либо он уже давно научился хорошо прятать свои чувства, мысли и желания, свое истинное я, либо его родители совсем ослепли и поглупели. Стас не смог себя заставить выйти, он как завороженный смотрел на то, с какой заботой Тоха бросился к этому взрослому мужчине и с каким напором диктует ему свои желания. Тут было от чего впасть в ступор. И Стас даже не понял смысла вопросов, адресованных ему.
- В ремонте, - машинально ответил он, заставляя себя отвлечься от созерцания шокирующей его картины. И только когда посмотрел сыну в глаза, понял, о чем тот спросил сначала. – Ты забыл, где я работаю и где работал? На визитке твоего… - Нестеров попытался подобрать правильное слово, которым назвать Одинцова в отношении Тохи, - … друга, не было указано адреса проживания. Пришлось узнавать по своим каналам. Хотел навестить вас, посмотреть, как ты устроился. И узнал от бывших коллег про ДТП. Но, как я понимаю, еще никак не устроился, - вид Антона мало отличался от того, в котором Стас видел сына в последний раз. Одежда та же, и вид неухоженный, помятый.