Стас очень сдержанно ответил на объятья сына, и дождался, пока за тем закроется дверь.
- Нет, ты слышала, мать, «он хороший»! – Нестеров-старший практически выплюнул эти слова, повторив их за Антоном. – А мы, значит, плохие?! – Ольга смотрела на него с растерянностью, она до сих пор не пришла в себя от новости, что их сын переезжает. Куда-то. К кому-то. К какому-то мужику.  Еще совсем недавно они вместе радовались, что их сын сошелся с однокурсницей Сашей, и вместе на кухне обсуждали планы на дальнейшее будущее молодых людей. Да, им обоим хотелось, чтобы у Антона было все хорошо и он был счастлив, чтобы, рано или поздно, они могли с Ольгой понянчить внуков, которых им подарит их сын. Стас не забывал о разговоре с Тошей, случившимся, когда тот пришел в ночи из какого-то клуба, но все же…Все же, его отношения с Александрой давали надежду, что все то было не больше, чем юношеской блажью и познавательным интересом, жаждой эксперимента.

Потом все пошло наперекосяк. С Сашей Антон расстался, а потом вдруг стал часто не ночевать дома. А теперь и вовсе съезжает. К любовнику. У начальника охраны банка ВТБ-24 руки чесались, как он хотел познакомиться с этим молодым человеком, который сумел так завинтить гайки в голове Антона, что тот совсем перестал соображать. Открыто сожительствовать с мужчиной – вот, что тот собрался делать. Глаза супруги, красные от слез, пролитых ночью, были очень весомым аргументом к тому, чтобы желание ее мужа познакомиться с избранником сына усиливалось в разы.
- Оль, я поговорю с ними. Иди в кровать, полежи, а то у тебя опять давление поднимется, - обняв жену за плечи, Станислав проводил ее в их комнату, где уложил в постель и нежно поцеловал в лоб. – Не волнуйся ни о чем, я сделаю все возможное, чтобы как-то повлиять на ситуацию.

Оставив Ольгу в спальне, он вышел на кухню и принялся ждать. Хорошо, что Полинка сегодня с ночевкой у подруги на дне рождения. Еще неизвестно, чем все это может закончиться. Достав из пачки сигарету, Стас собирался пойти на лестницу покурить, но оттуда раздался щелчок лифтового механизма. Так и замерев у двери, Нестеров невольно переломил сигарету надвое.
Скорее всего, это поднимался Антон со своим… С кем-то там, в общем. Еще покурят.

Отредактировано Станислав Нестеров (2016-10-03 08:45:18)

В два шага Стас преодолел расстояние из коридора до кухни, где быстро выкинул в помойное ведро сломанную сигарету и уселся за стол, стараясь придать себе невозмутимый вид. Но брови его невольно хмурились, делая морщину между ними совсем глубокой. Чайник может стоило бы поставить? Но Ольга услышит, что он затеял возню на кухне и поднимется с постели. А ей не стоит вставать. Лучше бы она вообще ничего не знала.  Теперь у нее то и дело поднимается давление. Надо проследить, чтобы она записалась к врачу. И позвонить, спросить, как там Полинка в гостях. Или лучше, пусть супруга сама это сделает – заботы о дочери ее отвлекут от грустных мыслей о ее брате.

Нестеров не ошибся, лифт действительно поднял к ним на этаж Антона и того неизвестного, с кем он собирался познакомить родителей, поскольку, едва Стас успел сесть, в замочной скважине входной двери послышался скрежет ключа.
Он хотел было встать и выйти навстречу пришедшим, но одернул себя. Это значило бы помочь сыну в его затее, но Станислав Михайлович не был сейчас расположен идти ни на какие уступки. Взрослый? Переезжаешь, чтобы жить самостоятельно? Изволь быть взрослым во всем.

Услышав вопрос, заданный голосом, принадлежащим явно не сверстнику его ребенка, Нестеров аж приподнялся с табурета, но заставил себя сесть обратно. Этого он никак не ожидал. Стас представлял, что Антон нашел себе кого-то своего возраста, ну может несколько старше, но голос, интересующийся, давно ли Нестеровы тут живут, заставлял изменить свои представления и бывший майор милиции немного растерялся. Он-то думал, что сможет парой слов в беседе убедить парней, что жить вместе – это не в игрушки играть, что это требует больших затрат, и вряд ли они на двоих даже зарабатывают столько, чтобы обеспечить совместное существование без помощи родителей. А родители, во всяком случае, родители Антона, им помогать не собираются.

- Можете не снимать обувь и идите сюда. Мать легла – не шумите в коридоре, - злясь на самого себя, что теряет хватку и способность к аналитике, проговорил он, зная, что из-за раскрытой на кухню двери его слышно в прихожей. Это, получается, он недооценил собственного сына, предположив в нем опрометчивость ни на чем не основанную. Если его любовник взрослый человек, то более, чем вероятно, он в состоянии заработать на них двоих. Придется менять запланированную тактику грядущего разговора. Но теперь уже Станислав не торопился, он хотел сначала взглянуть, кого привел сын.

Внутреннее напряжение внезапно отступило. Рома смотрел на Тоху с немым восхищением, на мгновение потеряв даже дар речи. В его мальчике было столько сосредоточенности и какой-то отчаянной решимости, что не улыбнуться ему было невозможно. Он взял его руку и поднес тот палец, что тот держал только что губ в жесте, призывающем к тишине, и поднес к своим, целуя.
- Я знаю, верю тебе, - так же тихо и на ухо Антону ответил Роман, на секунду сжав парня в объятьях. Слова о доверии он давно не говорил никому, ибо ничего подобного и не чувствовал. Если не никогда, то очень долго. Он разучился верить людям с тех пор, как был обманут в своих надеждах в юности, но сейчас верил.
- Не бойся ничего, мы же вместе, - сам растеряв все опасения, словно почерпнув силы из невидимого источника, Одинцов взял Тошку за руку и повел его в том направлении, откуда мужской голос приглашал их пройти.
- Мои приветствия, меня зовут Роман, и поскольку мы сегодня съезжаемся с вашим сыном… - взгляд серо-стальных глаз обежал быстро кухню и остановился на мужчине, сидящем за столом, - Станислав Михайлович, - Одинцов прекрасно помнил, как зовут родителей его партнера еще с той ночи, которую они провели в августе в коттедже под Москвой. Он вообще мало что забывал, - то, полагаю, что нам не помешает познакомиться.  Или вы придерживаетесь иного мнения? – хмурое лицо Нестерова-старшего не подвигало к расположению, но Роман привык иметь дела с людьми разного сорта. Бывший мент, поборник семейных ценностей и блюститель нравов – с чего ему было вдруг принимать выбор сына с распростертыми объятьями?  Владелец Модуса не имел на этот счет никаких иллюзий – он нежеланный гость в этом доме, но придется потерпеть, «гражданин начальник», авось и по-быстрому разойдемся.
- Также подозреваю, что как любящего своего ребенка родителя, вас не может не интересовать, как, где и на что мы будем жить, - Роман говорил спокойно, не выпуская из теплой сухой ладони подрагивающие пальцы Тохи, он чувствовал, как того потряхивает, и не давал ему вставить слова. Если бы Одинцов не обладал тем напором и хваткой, которые ему были даны от природы, то вряд он смог добиться чего-нибудь путного в Москве. И он не видел причин к тому, чтобы не проявить их в определенный момент и в личной жизни. Бате Антона придется говорить по той схеме, которую он ему предложит, а не строить беседу по-своему. – Жить будем у меня, в центре города, возможно, решим купить дом в пригороде – у нас растет довольно крупная собака, но об этом уже по факту такого решения. Мои адреса, а так же информация о том, кто я и чем занимаюсь, все указано здесь, - свободную руку мужчина опустил во внутренний карман пиджака и на стол перед Станиславом Михайловичем лег темно-зеленый прямоугольник визитки с серебряным тиснением букв и цифр. Бровь мужчины приподнялась надменно-вопросительно, предлагая собеседнику начать отвечать и задавать свои вопросы.

Ответной реакцией Романа на видимое и ощутимое напряжение Станислава Михайловича стало то, что он инстинктивно завел Тоху немного себе за спину, делая шаг перед ним, чтобы заслонить собой от возможного выпада и удара отца.
На предположение бати Антона о том, что он интересует парня в каком-то там непонятном материальном смысле, Рома только и успел покачать головой перед вспышкой негодования своего партнера, в этот раз не успев открыть даже рот, чтобы сказать что-то, как родственники сцепились между собой.
Он-то знал, лучше, чем кто-либо, что Антошка отказался даже от более высокой по оплате и меньшей по затратам энергии и времени работы в Модусе при кухне. Так до сих пор и бегал с подносами в своем кафе, не обращая никакого внимания на ворчание Романа по этому поводу, который за последние два месяца уже раз пять точно предлагал ему бросить это дурацкое занятие. Но с другой стороны, Одинцов понимал желание парня иметь собственный заработок и не зависеть ни от кого. Они даже в кафе платили по очереди, хоть Одинцов и старался все подводить так, чтобы ему доставались счета в престижных ресторанах Москвы, а на Тошкину долю попадала оплата их заказов в Макдональдсе и прочем фастфуде. Можно было бы этого не допускать, но Рома знал, что его мальчику так спокойнее и комфортнее. Так, что выпад Нестерова-старшего относительно того, что его сын продается Одинцову не достиг своей цели, и Роман бы ему это объяснил, если бы успел.
- Про Тимофея ты мне еще расскажешь… и про то, что значит «не получится», - негромко сказал он, поворачиваясь к Тохе, и понимая, что очень многое не знает еще об этом юноше. Но главное он знал, и этого было достаточно.
Но вот дальнейшее его повергло в некоторое изумление. Нет, он, конечно, не сомневался в том, что неплох, как любовник, но как-то не был готов обсуждать сегодня в обществе родителя Тохи свои достоинства этого рода. Он прекрасно понял, к чему клонил бывший мент, стараясь дискредитировать собственного сына в его глазах, а точнее - его чувства.
- А вы знаете, Станислав Михайлович, я согласен, - по воздуху кухни новостройки, где казалось, скоро сам собой разгорится пожар, или случайно рванет газ от накала страстей, разнесся тихий, чуть хрипловатый смех. – Я согласен на материальное использование, только вот ваш сын ни в какую не соглашается. Может, повлияете на него? – отвечая взглядом на взгляд пожилого мужчины, сидящего за столом со сжатыми кулаками, Одинцов обнял Тоху и прижал к себе. – Согласен и на использование моих членов, как одного в частности, так и остальных в целом, для удовлетворения физиологических потребностей своего партнера, поскольку нам обоим это нравится. И для этого, да удобнее жить вместе, чтобы держать свой член поблизости к его заднице, - даже насмешка в голосе Романа сейчас звучала мягко, поскольку он держал в руках того, кто стал ему дороже многого, если не сказать - всего. – В общем, поскольку мы договорились, вы получили все объяснения, все поняли и рады за нас, как сами же признались, то мы, пожалуй, действительно пойдем, - подталкивая Тошку к выходу с кухни, он обернулся в дверях. – В моем возрасте удовлетворять молодых парней лучше начинать с вечера, - напоследок он дал понять майору милиции в отставке, что услышал все, что было даже не сказано.
Уже на улице Рома несколько раз вдохнул глубоко, словно прочищая легкие. Он уже не смеялся, а искал по карманам пиджака сигареты и зажигалку, стараясь не смотреть Тохе в глаза, чтобы тот не догадался, насколько тяжело ему все это далось.

Он, наконец, нашел сигареты и зажигалку и прикурил, делая глубокие затяжки, одну за другой, пока уголек черной сигареты не подпалил фильтр. Выкинув окурок в урну, стоящую у скамейки возле дома, Роман достал еще одну сигарету из пачки и внимательно посмотрел на Антона, складывающего чемодан в багажник машины.
Слушать его было тяжелее, чем его отца.
- Да нет, - негромко проговорил он, дожидаясь, пока парень усядется в машину и сам, садясь за руль. В его зубах, на манер папиросы, все еще была зажата уже вторая прикуренная сигарета. – Его можно понять, - больше на автомате, чем от приступа заботы, он включил в машине кондиционер и вытяжку, чтобы выдувало дым. – Насколько я услышал, его мало волнует твоя ориентация, вопрос, как раз, в моем возрасте и твоих мотивах. И будь на моем месте женщина моего же возраста, вопросы вряд ли бы изменились. То, что ты спишь с мужчиной, по-моему, больше всего дергает сейчас тебя самого, - его голос звучал ровно, на грани равнодушия, так же, как перебирали асфальт шины порше, как урчал его двигатель. Ровно, без эмоций, язык просто излагал то, что думала голова, не давая прорваться наружу тому, что бушевало в сердце. Одинцов и правда запретил себе сейчас чувствовать что-то, или хотя бы проявлять это. Благо за годы своей жизни он научился это делать виртуозно. Слишком оно больно ранило все, в частности слова Тохи про то, что их связывает только секс. – Во всяком случае, я благодарен Станиславу Михайловичу, что один аспект наших отношений мы прояснили. Значит, только секс...- Роман усмехнулся, и с кончика сигареты упал протлевший пепел ему на штанину, рассыпаясь в пыль, и мужчина взял ее за фильтр, зажимая между пальцев. – В таком случае, то, что было сказано у подъезда перед тем, как мы поднялись с тобой наверх, было явно лишним. И прости дурака, что поверил в сказанное. Буду теперь знать, что это ничего для тебя не значит. Полезное такое знание, но вот только говорить мне этого больше не стоит просто так, - пепел упал вновь, на этот раз, скользнув по рулю, на коврик под ногами, и Одинцов раздраженно потушил хабарик в пепельнице – впервые проявил какие-то эмоции, с момента, как они отъехали от дома Антона.
Вместо того, чтобы без остановок вести машину по адресу, где им предстояло жить вместе, Рома завернул на стоянку к большому супермаркету, в этот час наполовину полную авто жителей столицы, спешащих к себе в квартиры, но решивших по дороге закупиться продуктами. Замки дверей блокированы, движок порше заглушен.
- Откидывай свое сиденье назад и раздевайся. Зачем тянуть до дома то, что ты хочешь получить? В конце концов, и там тоже можно, и здесь, можно еще пару раз притормозить – как захочешь, - свет от дальнего фонаря еле доставал до лобового стекла, но его было достаточно, чтобы Тоха мог увидеть, что былой нежности в глазах партнера, повернувшегося к нему лицом, нет. Ее заменила пелена равнодушия, скрывающая боль.

- Не имею причин жаловаться на плохую память, - все так же равнодушно сообщил Роман, до которого слова Антона долетали, словно откуда-то из далека, или его уши были забиты ватой. – Но спасибо, что напомнил. Полагаю, раз ты повторяешь это снова и снова и не можешь забыть, те отношения для тебя были более важны, чем нынешние.
Он замолчал, и некоторое время ничего не говорил, переплетя руки на руле, сгорбившись и положив на сцепленные в замок пальцы подбородок. Просто, не мигая, смотрел куда-то вдаль, ища в этой бесконечности себя. На улице заморосил дождь, его капли падали на лобовое стекло и сотнями прозрачных мушек вились в свете горящего фонаря. Принять сейчас какое-то решение, после всего услышанного, заставив замолчать внутри себя вой страхов и подозрений, не получалось.
Не просто так… А как? Зачем говорить, что любишь, и при этом не верить, опасаться чего-то… У Одинцова было тоже немало причин, чтобы не доверять этому мальчишке, но он нашел в себе силы и желание откинуть все подозрения, и просто пойти вперед, стараясь начать жить иначе, чем жил прежде, попробовать делить эту жизнь на двоих. Но получалось, что тот, кого он хотел видеть рядом с собой, с кем просыпаться по утрам на одной подушке и засыпать ночами, укрывшись одним одеялом, ему попросту не верил. И сам не понимал, зачем он делает то, что делает, переезжает в дом к чужому человеку. А как назвать еще того, от кого боишься получить удар?
Разорвав вязкую пелену раздумий, мчащихся по кругу в голове, Рома повернул ключ зажигания и разблокировал двери, тут же выдернув их из замка. Он не мог думать спокойно, находясь поблизости от Тохи, которого сейчас хотелось одновременно и обнять, и встряхнуть, как следует, чтобы начал думать, что говорит.
- Как хочешь, - повел он плечом вместо того.
Проверив, что в нагрудном кармане пиджака лежит одна из кредиток, Одинцов бросил ключи от машины парню на колени. Водить тот умел – это они успели выяснить за время их знакомства.
- Увидимся дома, - бросил он, уже выходя из машины. Холодный осенний воздух, смешанный с дождем, полоснул по лицу. Да, пройтись и остыть сейчас не мешало. Он пересек стоянку, вскоре оказавшись у дороги. Занятый своими мыслями, Роман не видел, как произошло дальнейшее, лишь слышал визг колес, и обернувшись на него успел заметить бьющий в глаза свет фар автомобиля. Темный гелендваген сбил неосторожного пешехода с ног и скрылся из вида. Но этого Одинцов уже не видел, он только почувствовал мощный удар в бок, и как завертелось все перед глазами, когда он летел через крышу машины и в сторону. А потом наступила темнота. И никаких мыслей, никаких тревог.