- Самый запоминающийся? Ну, мы познакомились в сети... - Аксёнов тоскливо посмотрел на небо, удивительно чистое и ясное для октября - ни единого облачка. Градус интереса заметно подскочил: полуприкрытые глаза и замедлившаяся речь в рамках разговора толковались вполне однозначно. И пока что в его пользу.
Это началось с обсуждения домашнего задания по основам журналистики. Или с чьего-то рассказа о поездке в Рим. Или с сравнения между собой марок сигарет, но, впрочем, это мог бы быть и краткий экскурс в особенности посадки бобовых или, например, вопрос о том, кому на Руси жить хорошо - молодой человек не вычислял интервал времени, через который каждый ответственный и сознательный мужчина обязан думать о сексе, но и отсутствие лавров британского учёного не мешало понимать: там, где собрались несколько парней, все темы рано или поздно свернут по направлению к девчонкам. Ну, или в сторону дремучего леса, как для него.
Сперва, однако, дорога повела через поле подсолнухов, где в вечерней тишине за пять минут сдала баррикады деревенская дева, истосковавшаяся по крепкому мужскому плечу или по тому, что счёл плечом Денис, не слишком подкованный в плане анатомии, зато на литературных описаниях собаку съевший. Тёма, посвящённый в историю второго Бёрнса приватно, да и сам посвятивший ей картину под названием "Раки в подсолнухах", ныне погребённую где-то между конспектами по экономике, слушал краем уха, посмеиваясь в нужных и новых местах - свежие подробности всплывали, как порно-баннеры, учуявшие ленивый антивирус. К следующей байке проявил неподдельный интерес - такого сочного и восхищённого мата не встречал уже давно, хотя суть не уловил. Подавился дымом, едва не засмеявшись, на вступительной части повествования про развратную соседку - сюжет до боли знакомый и родной до ностальгического щема в груди - потом запоздало вспомнил, что говорит Степанов, по определению не способный ничего придумать. Устыдился и окончанию саги про искрящие электроприборы внимал в почтительном молчании. 
В общем, стоял себе тихо, никого не трогал, курил и рылся в телефоне, изредка подавая признаки жизни. А тут такая засада.
И теперь вот приходилось решать, чего ему хочется больше: четыре года подряд показывать фотографии двоюродной сестры, утверждая, что она единственная, неповторимая и в постели просто бомба, или с немалой долей вероятности огрести всякого разного счастья за те же четыре года вперёд и без предоплаты? Артём пожевал фильтр сигареты, бросил выкуренную на треть: взятая на пробу ароматическая дрянь убивала одним запахом - потащил из кармана неизменный "Парламент". Погрыз и его, пытаясь представить тот вечер во всех деталях.
- О встрече договорились сразу, - продолжил он с просветлевшим лицом - кажется, и правда ничего не упустит, - приехал по адресу. Когда дверь открылась, увидел коридор, просторный, но почти пустой: только вешалки и зеркало на стене. В комнате, куда меня пригласили, были бежевые обои в зелёную полоску и серое ковровое покрытие - посередине ворс протёрся, видно, там что-то тяжёлое раньше стояло, вот и вытерло. А диван... мммм... у стены напротив окна, тоже бежевый... Жутко скрипел, кстати. В дальнем от дивана углу тумба с тремя ящиками, на ней плоский телевизор. Рядом стул, страшный, как смертный грех, а на спинке висел чёрно-белый полосатый свитер и штаны. Спортивные, - Аксёнов взял паузу, ощущая прилив вдохновения - объектов впереди хватило бы на долгий и красочный монолог. Увы, им суждено было кануть в Лету.
- Охренеть, а можно ближе к телу? Языком треплешь, будто холостой.
- Да нет, - успокоил Тёма, отмахнувшись от нелепого предположения и зажмурившись - откуда-то выбралось не по-осеннему яркое солнце. Ему, небось, тоже хлеба и зрелищ захотелось. - Я гей просто, а как бы помягче к этому подвести, не знаю. Так что, ближе к телу?

Отредактировано Артём Аксёнов (2014-05-14 07:12:55)

Адреналин волнами ходил в голове, явно стремясь выплеснуться через уши. Он же дёргал вверх уголки рта, вынуждая улыбаться, он же теребил несчастный локтевой нерв, отчего руки как-то сами по себе сжимались в кулаки - Аксёнов сейчас готов был дать сдачи даже раньше, чем потребуется. Вот что собачья жизнь с человеком делает. Скажи кто над ухом «гав» - сначала попытался бы размазать по асфальту и только потом посмотрел бы, что там тявкнуло.
Благословенные и не столь далёкие времена, когда молодой человек был уверен, что любить будут каким угодно и все без разбора, миновали уже с первым признанием. Это было не вторым, да и не третьим, а потому взамен той уверенности пришло приятное заблуждение, что ничего действительно плохого с ним не случится - всегда ведь выкручивался. Ждать вот... Ждать, думать, прикидывать, пока медленно тянется какая-то жалкая половина минуты, возомнившая себя как минимум часом - этого не терпел. Если бы в стране не отменили смертную казнь и он вляпался бы во что-то такое по уши, последнюю сигарету курить не стал бы. Ну её к чёрту.
Но не так же буквально!
Тёма поморщился, закидывая пустую пачку в урну следом за улетевшей туда на секунду раньше сигаретой - подмокший и измочаленный зубами фильтр делал курение невозможным. Да, она была как раз последней. Да, запасная пачка лежала в сумке, а та верно дожидалась хозяина перед аудиторией. И ведь не попросишь. Хрен так сразу докажешь, что ориентация не передаётся через тактильные контакты и воздушно-капельным путём. А ему мучиться теперь, потому что у жизни, видите ли, внезапно обнаружилось чувство юмора.
От страданий по предстоящей никотиновой ломке отвлёк чей-то излишне звонкий голос. Тёма облегчённо выдохнул - вот и первая ласточка. Наконец-то. Потом медленно моргнул, уставившись на лишь смутно знакомую физиономию и переваривая вопрос. Об него мог бы сломать зубы и более крепкий желудок, если выражаться метафорически.
И вместе с тем стало даже как-то... неловко. Такие интонации могла бы произвести домохозяйка, после дневных трудов севшая смотреть любимый бразильский сериал: «Хуанита, ты видела мою слабость и мы больше не можем быть вместе. Я уезжаю в Магадан». - а Хуанита, между прочим, уже беременна на пятом месяце от этого подонка, - «Да как же так?»
Как же так?
Да, было неловко. Словно режиссёру бразильского сериала, вынужденного лично объявить фанатам, что это была последняя серия, поскольку развлечения для он решил сниматься в индийском кино и времени на продолжение выпуска не осталось.
- Извини, друг, - Артём широко развёл руками, адресовав распахнутым глазам кривоватую улыбку. - Бывает, - вслед за ласточкой полетел бомбардировщик: из пейзажа выделился Чернышёв, доселе органично с ним сливавшийся.
Кто-то - а не этот ли генератор риторических вопросов, кстати? - вроде бы говорил, что Лука сатанист. А стоявшая тогда рядом девушка горячим шёпотом добавила, что он сын медиа-магната, потерявший несколько лет назад невесту, в которой души не чаял. Мол, Сатана забрал грешницу в ад за то, что она даже перед смертью умудрилась изменить человеку, любившему её больше жизни, сразу с тремя, но если ему в жертву принесут шестьсот шестьдесят шесть непорочных дев, он смягчит наказание. Вот Чернышёв и старается, позвякивая осколками разбитого сердца. Мотивации Луки при таком раскладе выглядели вполне понятными, но зачем Сатане столько ничего не умеющих девчонок, хотелось бы знать?
В общем, его запомнил даже Аксёнов, слабый не только на тылы, но и памятью на имена - обаяние готических страшилок было воистину непреодолимо. Но сейчас, меряя Чернышёва удивлённым взглядом, он бы поставил на городскую романтику. Возвращается домой, снимает парик, цепляет на шею кельтский крест и вперёд, в ночное! Почему нет? Внешность бывает обманчивой.
- Да разве ш оно было громким? - мирно осведомился Тёма, снова зарываясь в карман и неосторожно задевая кого-то локтем - отойти не додумались, надо же. - Не меня ведь половина института слышит, - студенческий билет, ещё пахнущий типографской краской, описал плавную дугу в воздухе - в высшей степени лаконичный жест, с одной стороны как бы опровергающий грязные инсинуации Чернышёва, но на деле заявляющий ровно обратное - да, он недалеко ушёл от школьника. Но удержаться не смог. - И откуда столько негодования? В конце концов, я за всю свою жизнь ни одной девственницы не попортил. Да и уже вряд ли. Вряд ли... - и правда, молодой человек больше рассчитывал на то, что первым вбить в землю по шею решит хоть тот же Степанов, тестостерона в котором хватило бы на десяток нуждающихся. А тут совершенно левый человек. Хотя, если он успел выслушать весь разговор, то ничего странного в его раздражении не было - у него шестьсот с хвостом девственниц в планах, а порой даже одну днём с огнём не сыщешь. И их становится всё меньше и меньше с каждым часом - ну, естественный процесс, если вдуматься...
Момент, когда пальцы вместо студенческого сжали сигарету, Артём упустил, да и вообще не заметил её, пока не затянулся, почувствовав себя так, будто схлопотал астму, отёк Квинке и асфиксию одновременно. «Фрифрифри», три тройки. Степановская. Тёма благодарно скосил глаза - он, конечно, где-то читал, что высшее образование делает людей толерантнее, но чтоб всего за месяц? Будь ситуация другой - насмешливо посоветовал бы запихнуть себе эту дрянь в задницу, а так просто опустил руку, ещё раз мелко затянувшись: нет, такое всё же только о чужой лоб тушить - лоб-то выдержит, но не лёгкие.
- Вам - это кому? Славному братству онанистов? - между лопаток с силой ударило.
- Аксёнов, - продолжение молодой человек угадал по губам, с которых злое шипение срывалось едва ли не с пеной, - мало того, что педик, так ещё и кретин?
- Сатанистов, - буркнул Тёма, вроде бы поняв и отвернувшись от перекошенного лица, пошедшего красно-белыми пятнами. - Но хочешь ближе, можно и ближе. У «вас» как драться принято? На кулаках, на пистолетах, на мечах-кладенцах? - молодой человек сделал шаг вперёд, тут же бодро скакнув подальше - дружественная клешня сомкнулась на воздухе.
Напряжение отпустило почти совсем; драться - это не ждать не пойми чего, а вариантов завершения так и вовсе всего два, что здорово упрощает моральную подготовку. Может, и зря отпустило. Может, Чернышёв уже разобрал на составные детали несколько таких, как он, и это известно всем, кроме, опять же, него - Аксёнов вообще дальше своего носа не видел, да и нос не отличался феноменальной длиной, если честно. Ну и что?
- Хоть успокоишься. А то с таким лицом только дев... тьфублин, детей пугать.

Отредактировано Артём Аксёнов (2014-05-14 20:15:39)

Лука напоминал пальму, готовую сбросить давно созревший кокос. Пальму, вскормившую плод кровью аборигенов, из тел которых она проросла, питаясь гнилостным субстратом. Из которых вытягивала трупный яд. На которой висела обезьянка. Вот так просто висела и качалась, живая и даже не в петле.
Красиво. Литературно. Но неправда.
Никого Лука Тёме не напоминал. Тёма заинтересованно щурился на кулак, вынужденно - на продолжающее ласково выжигать глаза солнышко. По измельчавшим лужам пробегала золотистая рябь, молчаливые однокурсники сошли бы за стайку тропических рыбок, а оживлённая беседа компании, стоящей подальше - за шум прибоя. Вокруг разливалась благодатная атмосфера утреннего пляжа, ещё не захлёстнутого волной туристов, и только тёмное облачко курсировало где-то на самом краю небосклона. Безобидное. Невинное.
- Значит, онанистов, - нетерпеливо подтвердил Артём, не замечая, как невинное и безобидное истончается книзу и уплотняется наверху, обретая благородные очертания гриба. Или не столь благородные очертания толстого болта. Но ядерного, без сомнений.
- А минут на пять так раньше ты меня не заметить не мог бы, ну? Остаться в сторонке, очи к долу, язык в тряпочку? Раз уж принято... И раз уж без ножа, - ударить, когда освобождённая от трепещущего груза рука вальяжно разлеглась на его предплечье, он и не пытался. Мало места для замаха, а Чернышёв заслуживал чего-то душевного. Такого, чтобы колечко пирсинга потом пришлось бы вынимать из щели между нижними зубами с губой, желательно, при участии большого количества стоматологических инструментов.
По мере игнорирования желание лишь возрастало, а слов перестало хватать вовсе.
Нужных точно, потому как Чернышёв шпарил будто бы по бумажке, хорошо поставленным голосом, с выдержанными паузами, со вкусом, с толком и расстановкой. Артём в подобном силён не был, в МХАТ не рвался, предпочитая полагаться на привычные подъёбки, не требующие особого напряжения от ума. Полагался, а когда решили положить на него... Тогда на него и положили. Без труда.
А ещё он был растерян - просто не понимал, где предсказуемые брызги изо рта, где мат и где зашкаливающая ненависть, которая должна была бы заставить эти глаза выпучиться так, чтобы те пытались ползти по его щеке. Так и стоял: растерянный, злой, ничерта не понимающий. И терпеливо ждущий того, что красноречиво обещали все телодвижения Луки пару минут назад: и подёргивания, и сжимающиеся пальцы, и резкие повороты. И где всё это?
Всё это, как выяснилось, включало в себя базовую мелодию «Сони» и роскошный вид на запрятанную под пальто корму, уверенно уплывающую в обратном направлении. Даже без входящего по умолчанию в комплект пламенеющего заката и чаячьих криков.
- Нет, ну... Ну это как, нормально?.. - Тёма шумно, с обидой выдохнул, изучая спину Чернышёва глазами, размером которых его товарищ не смог бы похвастаться даже после десятка пластических операций - может, он как раз поэтому так сразу на асфальт осел? Под гнетом профессиональной конкуренции? - Пришёл, обосрал, ушёл. Просто, как всё гениальное, гениальное, как всё простое. Охренеть.
- Руки об тебя марать не захотел.
- Белые же. У говорящего тоже звонит? Где, если не секрет?
- Аксёнов, блять, тебе не хватило?
- Да я ничего же не требую, - Артём широко улыбнулся, позволяя, наконец, себя заткнуть. Вообще нет, ему совсем не понравилось. Совершенно не.
Но и показывать это вовсе незачем.   

Next week:

Спины в невнятных тёмных куртках удалялись с горизонта со скоростью туч, подгоняемых бодрящим шквальным ветерком. Сзади - куда уж там ветру - завывала серебристая машина анонимного происхождения. Мощно. Победно даже как-то. Раздался короткий звон разбитого стекла, однако рёв своей тональности не изменил.
Но кто знает: на самом деле он мог быть полон боли и оскорблённого негодования. Артём вот был наполнен негодованием этого сорта по уши, но в ушах шумело и нюансов они не различали, хотя, чего уж, ему и без того по поводу обострения восприятия к врачам обращаться не приходилось.
И вот теперь... Теперь Тёма остался с ней наедине. С «ней» исключительно
из-за дубовых правил русского языка, потому что, если судить по виду и поведению, это всё же был самый настоящий «он». Он смотрел чуть снисходительно, с небрежной гордостью: мол, видел, как я их прогнал? До канадской границы бежать будут! Артём был вынужден молча соглашаться: да, будут. И я хочу.
Конечно, он согласился бы и с тем, что пошедшее трещинами боковое стекло, свёрнутое зеркало, вмятина на дверце и разбитая фара придают внедорожнику лихой и ещё более хищный вид. Как художник. А как человек куда менее возвышенный, отчего-то подозревал, что владелец художником не является - те с деньгами редко в ладах - а значит, вместо эпического полотна тот увидит лишь чек на крупную сумму. И, в общем-то, будет прав, только радостней от этого не делалось. От этого делалось не по себе.
Совесть боролась со здравым смыслом и когда здравый смысл брал верх, недавний защитник начинал смотреть уже не добродушно, а с презрением: потёки пива под фарой напоминали то ли злые слёзы, то ли усиливали сходство с выколотым глазом, но, в любом случае, уйти Аксёнов не смог. Ладно, такая машинка жрёт масло явно подороже, чем он мажет себе на хлеб... То есть, о выплате по частям, наверное, можно будет как-то договориться - не последние там сбережения в автосервис уплывут. Наверное, опять же. Наверное.
«Мне пиздец».
- Мне пиздец, - доверительно сообщил Тёма, облокачиваясь на капот и обтирая внушительные колёса джинсами - им и так предстояло отправиться в хим.чистилище. - Нет, извини мне мой французский, но это по-другому не обзовёшь ну никак. Это даже не чёрная полоса... Это как если бы, - Артём нервно пощёлкал пальцами, подбирая доступное слушателю сравнение, - ну, велосипедная дорожка вывела бы на автомагистраль и там внезапно оборвалась, если ты понимаешь, о чём я. Ты ведь понимаешь? - посчитав молчание за согласие, а выбирать было особо не из чего, молодой человек с головой зарылся в сумку, жалея, что не родился страусом - ощущение уюта и спокойствия упорно отказывалось возникать. - Хотя кому я это говорю? - глухо пробормотал он сквозь ткань. - У тебя тоже не лучший день выдался. Из-за меня. Вот, всё, я нашёл ручку... Сейчас, - треск вырываемого из тетради листа прервал крик души на целых десять секунд, пока Аксёнов округлым размашистым почерком выводил номер телефона и свои паспортные данные, подавляя тупое желание оформить всю эту красоту в виде завещания. - Теперь всё. А интересно, багажник у тебя удобный? Впрочем, забудь, - Артём аккуратно заложил послание за дворники, и, немного полюбовавшись на дело рук своих, косо приписал, что не дождался - если с появлением из страусового яйца не повезло, то лебедем он себя уже сейчас чувствовал на все сто. Не сказать, чтобы умирающим: за те две минуты Тёма не только ничего понять, но и серьёзных повреждений получить не успел. Ободранная рука, синяк на боку и ушибленный копчик не в счёт. Зато успел побывать в луже, и даже повязанная на поясе ветровка не обеспечивала мокрому и лишённому тёплых перьев заду должного комфорта. Ну, а душевное равновесие штука ведь сложная и порой зависит от благополучия самых неожиданных частей тела, как ни крути. Беречь их надо.

Отредактировано Артём Аксёнов (2014-05-20 02:57:57)

Громкий оклик прозвучал под набивший когда-то оскомину музыкальный мотив, мгновенно изъятый из глубин пассивной памяти: та-да-да-да-да, та-да-да-да-аа. Года три назад ему приходилось слушать эти «та-да» почти в каждую свободную минуту - сосед по комнате в лагере бесконечно наигрывал их и только их, ударяя по струнам с такой силой, что на месте гитары Артём вдарил бы ему в ответ, наплевав на сто и одну причину, по которой это невозможно сделать. Песня повествовала о нелёгкой судьбе инвалида, участвовавшего в афганской войне, и о ещё более нелёгкой судьбе девушки, приклеенной к заднему сидению автобуса рядом с ним; вот и сейчас голос, имя владельца которого для истории не сохранилось, радостно проорал в ушах: «И все обернулись, и все посмотрели-и!»
Проорал он в тему - все обернулись и все посмотрели, действительно. Тёма же, хоть и был избалован вниманием, лестным и не очень, но в данном случае обошёлся бы: уж теперь его многострадальная репутация наверняка стала не менее подмоченной и грязной, чем красующиеся на нём джинсы. И это не было хорошо. 
Это было плохо, поскольку окликнул его Лука «Мобильники Для Слабаков» Чернышёв - в глотке у него определённо пряталась иерихонская труба, но, возможно, что-то донимало его и с другой стороны пищеварительного тракта - больно говорящим выглядело его лицо, и говорило, как пить дать, сплошные гадости. Аксёнов подумал было на зажжённую по ошибке геморроидальную свечу, чтобы немного поднять себе настроение, но шлейф дыма сзади вроде бы не стелился и затея провалилась. Провалилась бы, даже будь она поумнее - в расплату за фиаско Артёма, как истинного мужчину, настигла импотенция. Эмоциональная.
Он злился и чувствовал себя подавленным, естественно. И не потому, что машина принадлежала Луке, с которым едва ли выйдет решить вопрос мирно и без особого ущерба для своего тщательно высчитанного бюджета. Не потому даже, что Лука предельно ясно выразился на счёт того, как следовало бы с ним поступить - нет, Лука ему не нравился, верно, ну и хрен бы с ним: всё-таки он стоял далеко не первым в списке людей, которые успели не понравиться Аксёнову, да и скорее всего не на нём лежала священная миссия этот список замкнуть; жизнь-то продолжалась. Но та вот холостая перепалка здорово Тёму подставила. Она была только на прошлой неделе, и уже теперь и Чернышёв, и некоторые при ней присутствующие видели, как он отходит от его разбитой машины. Будто смелости не набрал подчистить морду, но зато отыгрался на неспособном дать сдачи имуществе. Это было не так, но это так выглядело - мягко говоря, некрасиво, а Артёму не то чтобы было совсем уж плевать на чужое мнение.
И к Луке Тёма шёл натурально по осколкам собственных несбывшихся надежд. Уладить проблему по-человечески - хрясь! Не казаться мудаком - хрясь! Успеть переодеться в сухое - хрясь! Не привлекать к себе лишнего внимания - хрясь! Хрясь, хрусть, треск, дзынь. Ничего не понимали эти прославленные композиторы в похоронных маршах, ничегошеньки.
Вот он, тот самый.
Но чего-то ещё не хватало - молодой человек всё никак не мог определить верную скорость, чтобы сохранить хотя бы внутреннее достоинство перед самим собой, и оно добавило в уже написанную симфонию последнюю ноту - звяк! Не удержал.
Да ну к чёрту. Нужно было поступать в музыкальное и мучить клавиши фортепиано тоненькими пальчиками, стыдливо прикрывая себя признанной каким-нибудь неизвестным хреном с горы гениальностью, словно фиговым листом. К нему вообще никаких вопросов не было бы. Гей? Так и надо! Разбил тачку? Имеет право, энто он для вдохновения. Нерон вон, стихи сочиняя, город спалил, а поэзия и музыка - дело тонкое, деликатное, потребителю не понять.
Может, сказать, что он подавал надежды в детском творческом объединении «Жемчужинка»?
- Лука, - кротко начал Аксёнов тоном скромного гения, уже в возрасте четырёх лет таившего в себе целую вселенную, - а ты знаешь... Я в детстве посещал творческое объединение «Жемчужинка». Классно играл на дуде в виде синей птицы, у меня даже грамота есть за образцовый дудёж. Может, переведусь в музыкалку и напишу в твою честь что-нибудь, что останется в веках - произведение для четырёх дудок и одного альпийского рожка, например. Как тебе? - Артём покосился на Чернышёва из под чёлки - оценит, нет? Неплохо было бы вовремя увернуться, если что. - Так вот, к чему это я, - продолжил молодой человек в  благодушной рассеянности, которая испарялась с каждым новым словом. - Не дуй мне в уши - у меня абсолютный музыкальный слух и я им прекрасно слышу, что нихрена ты мне не рад. Нет, я тебя понимаю. Очень хорошо. Но с нашей первой встречи мне почему-то показалось, что ты всегда будешь со мной так откровенен, а теперь... Я и не знаю, што мне думать. Я почти разочарован, - и Тёма тяжело вздохнул, обозначая глубину своего разочарования. Взгляд соскользнул с глаз, которые могли бы обеспечить Луке место в рекламе морепродуктов, на губы, вызывавшие так много желаний, так много различных желаний: в прошлый раз их хотелось сплющить о челюсть, теперь - бережно прихватить пальцами и растягивать, растягивать, пока они не превратятся в идеально ровную полосу. И ещё пирсинг вынуть. Хотя вообще ему повезло с формой рта, нельзя не признать: будь тот чуть полнее, и не избежать бы сравнения с двумя подыхающими червями, перебитыми железкой, а так... А так они не были похожи на пару бьющихся в агонии червей, ладно. И всё же выражение лица от этого лучше не делалось.
Но тут Чернышёв внезапно показал себя с хорошей стороны: не в том плане, конечно, что приглашающе распахнул дверь внедорожника, а в том, что для этого нехитрого действия он повернулся затылком. Затылок не кривился и не изливал волны презрения, затылок был просто волосатым в этом подчас слишком сложном мире, что определённо располагало к нему, побуждая надеяться на как можно более длительное знакомство. А галантность жеста Аксёнов оценил, отшатнувшись в сторону, когда дверца резко, с стекольным дребезжанием захлопнулась, певуче обещая засыпать осколками с головы до пят. Там же и так всё только на честном слове держалось, ну не сволочь ли?
Риторический вопрос.
Тем не менее, пока Лука неторопливо садился на водительское место, пока со вкусом курил, Артём понял для себя несколько вещей. Кем бы Чернышёв ни был, но ещё какое-то время ему будет позволено смотреть на него, Тёму, как на последнее дерьмо, а он будет тихо это проглатывать, отвечать по делу - пробовать отвечать по делу, да ещё и чувствовать себя виноватым. И вот закрыть бы это открытие, но фига с два: что-то там заклинило в механизме. Блядство, кто же спорит, а куда его денешь и куда от него денешься.
Бывает.
Смирения в Аксёнове сейчас было столько, что он едва ли не взрывался. Но терпел.
- По расценкам автосервиса будем расплачиваться, - скучно ответил молодой человек, разглядывая трещины на стекле и вдыхая сигаретный дым - ему тоже хотелось, но пачка вымокла насквозь. - Насколько срочно? Если очень - наберу полную сумму за выходные - примерно двадцатка же, да? - если нет, то... Ну, вот как бы мои личные финансы на такое не особо тянут, поэтому я попросил бы месяца два-три, - схуднул бы он за эти месяца два-три изрядно, а всё не обращаться к своим. Ну, в рамках семьи, положим, его влёт астрономическим не был, бюджет потянул бы и не такие его развлечения, но! - Артём всегда считал себя неплохим сыном, а в кодексе неплохого сына чётко значилось: приезжать домой без единого синяка на морде, без единого пятна на карме, о себе рассказывать живо, весело, не отходя от истины, но пользуясь калькулятором и здравым смыслом, чтобы что-то поделить, а что-то приумножить. В общем, не создавать головную боль ни родителям, ни себе. - Деньги за фару или вот за вмятину и зеркало я могу прямо сегодня отдать. А там как скажешь.
Да, вот, всё правильно, Тёма мог быть доволен собой. Конкретно. Чётко. Суше песков знойной пустыни, успокоившей в себе множество караванов, так же эмоционально, как опись имущества при изъятии по решению суда. Но было же что-то ещё, было же.
- Извини, - лаконично добавил он, - я так не хотел, - как не хотел и чего хотел бы, пояснять не стал: от одной мысли про дальнейшие разглагольствования мутило. Вот как пустится в дебри пересказа, заплутает в них, а на него будут так же фирменно смотреть, мол да, да, пиши книги; ему оно не надо, да и Чернышёву вряд ли. Поэтому молодой человек поставил пока точку, попрямее устраиваясь на подложенной под себя сумке - а ну как ляпнет ещё грязью на чехлы, потом хоть заворачивайся в них и на кладбище топай. А это ж кожа. Натуральная. Зачем ему ещё одна натуральная кожа?
Хотя вопрос, почему он умудрился впечататься именно в машину Чернышёва, интересовал его куда больше. За живое брал.

Отредактировано Артём Аксёнов (2014-06-02 18:24:17)

Внедорожник под чутким руководством Чернышёва стартовал основательно и без спешки - он вряд ли мог пожирать огромные расстояния за считанные минуты, зато был готов деликатно и вдумчиво дегустировать каждый километр. Любого качества. Какое угодно время. Запивая литрами высококлассного бензина. Переваривая всё это в пробках, где неизменно застревал своей массивной тушей намертво, в некоторой степени потому, что внедорожник, будучи способным проехать все дороги и передавить всех дураков, являлся национальной идеей-фикс. Но не только поэтому.
Вероятно, если бы из окна автомобиля было бы удобно помахивать хуем, заторы не представляли бы собой серьёзных проблем, а аварий стало бы
куда меньше.
Но, в общем, внедорожники внушали уважение, как, например, гоночные - восторг. Молодой человек с удовольствием заимел бы себе первый из линейки «Ауди» или второй производства «Феррари». Ходил бы любоваться на них в гараж, нежно натирая бока замшевой тряпочкой и гордо смотря на себя в отражение. А разъезжал бы, причём не менее гордо, на малолитражной «Хонде»: шустрые японцы не вызывали ни уважения, ни восторга, но доверие и глубокую симпатию - несомненно. Самое то для длительных отношений.
Тёма задумчиво соскользнул взглядом с одной трещины на другую.
Невозможность разглядеть что-либо сквозь разбитое стекло, скупость Луки на слова и плавный ход машины подталкивали к размышлениям, оставляя их с сознанием наедине - с тем, что изредка заходило к нему в гости. И раз уж он решил свою главную проблему, определившись с маркой будущего автомобиля, то наступило время для создания стратегии, которая позволила бы выживать с его зарплатой и жирным долгом, вознамерившимся раздавить бедную крошку, не оставив от неё даже мокрого следа.
В голове ободряюще защёлкал мини-счётчик. Нелады алгеброй у Аксёнова начались ещё в седьмом классе, но правила этой игры так или иначе знали все. Сколько осталось проработать?
Посчитаем сделанное за четверть, а то, что успеется за час - за одну двенадцатую вместо одной шестнадцатой, выясним, что тогда за час двадцать выполняется треть работы, а вся она будет завершена через два часа и двадцать минут. После нужно вспомнить о пяти примерно перекурах и том, что одна шестнадцатая всё же не совсем то же самое, что одна двенадцатая, накинув час да ещё два - пять часов и двадцать минут. И когда к этому примешается оптимизм, творческое обращение с цифрами и варёный кошкин хвост, выйдет четыре тридцать.
Артём был настоящим мэтром в вычислениях такого толка. Ему хватило каких-то двух минут, чтобы выяснить, что в ближайший месяц он способен не курить, пить воду из под крана и питаться солнечным светом, что, кстати, очень полезно, искупаться в розовом тумане, вынырнуть из него и обсохнуть. Теоретически, молодой человек и правда мог бы как-то извернуться. Мог бы, если бы на практике не получалось, что отказаться от хорошего мяса, которое не больно-то себе позволишь, куда проще, чем от дешёвого салата или булки в столовой. Но ведь это невозможно проглотить без кофе. И не зажевать потом жвачкой.
Следующая трещина показалась не менее перспективной.
А почему музыкалка, если выгоднее свалить из института и уйти в дальнее плавание? Правда, только с апреля и до следующего ноября, но ещё не поздно рискнуть и попросить у Луки отсрочку. Вокруг только море, деньги тратить некуда, жрёшь, что дают - никаких соблазнов, ну, кроме азартных игр, разумеется. Через полгода он сойдёт по трапу к ждущему его Чернышёву, загоревший, окрепший и повидавший не одну бурю. Тот назовёт его дебилом, заберёт деньги и уйдёт, а Аксёнов отправится дальше покорять морские просторы, выполнив свою последнюю обязанность перед сухопутными крысами.
...а после короткой передышки в Атлантиде сразу двинет на запад, в Валинор, где ему пережмут руки все эльфы и где он примет на борт семейство Бэггинсов и несколько мешков с вкуснющим лембасом. Или лембасами? Кхм.
Тёма озадаченно моргнул: в какую бы заповедную даль для непуганых идиотов ни занесла его волна, но до ушей трансформация реальности в нечто аналогичное каше в хозяйском котелке дошла. Ничего удивительного: немного шерсти, чепчик - и молодой человек мог бы пожизненно кормиться на детских утренниках. Пирожками и наивными девочками. 
Но сейчас Аксёнов буквально одеревенел - не от страха или шока, нет, он просто старался быть вежливым, изображая из себя глухой пень в дремучем лесу Невереленда. Только вот пни не хрюкают тихонько и не заходятся в беззвучном смехе, а Артём проделывал и то и другое с явным удовольствием, сосредоточенно хмурясь и тут же скатываясь обратно в ха-ха, потому что... Ну потому что. Потому что ему повезло сегодня протаранить машину сатаниста, онаниста, гомофоба и наркодилера, и эти четверо не были разными людьми. Потому что он должен был бы спалить его за подозрительными манипуляциями с передачей порошка в туалете, а не ловить позитив с голоса, готового вывернуть грязное бельё Чернышёва и ткнуть в него слушателя носом, словно не дотерпевшее до прогулки животное. Потому что эту сцену могла бы написать тринадцатилетняя девчонка с неоднократно разбитым сердцем, несмотря на юный возраст уже топившая щенят и приносившая жертвы плакату Мэрилина Мэнсона, а в эпилоге Тёма непременно выдал бы за Луку свою несбывшуюся младшую сестру и умилённо рыдал бы, крестя их детей, обязательно близнецов, обязательно мистических и зачатых на Ивана Купалу под цветущим папоротником. Потому что Аксёнову требовалось скомпенсировать чем-то свои текущие неудачи, в конце концов, и это вполне годилось.
Но когда Лука разобрался со своими телефонными переговорами, молодой человек был спокоен и собран, с интересом уставившись в воздух чуть повыше его левого уха.
С наркоманами Артём сосуществовал долго, мирно, в любви и согласии, а вот о стригущих с них купоны знал что-то лишь по двум косвенным встречам и по «Интервью с мёртвым наркодилером». Забегавшие пару раз в коммуналку ребята выглядели самыми обычными, неприметными и, в целом, не особо отличались от собственных клиентов; если глаза - зеркало души, то, судя по широким зрачкам, души тех и других являлись родственными и услаждало их примерно одно и то же. Фильм, в отличие от реальности, был забавен, но Луку в него вряд ли взяли бы. Некондит какой-то. Труженики мелкого криминала не должны выделяться и быть яркими, как представлял себе это Аксёнов, а Чернышёв ярким был, насколько это слово вообще применимо к человеку, выкрашенному в чёрное и одетому во всё чёрное.
Теперь Тёма посмотрел бы на него другими глазами, если бы у него был запасной комплект.
А за неимением оного посмотрел просто благодарно, так как хотел курить и ему предложили желаемое. Да и нравилось Артёму пробовать незнакомые сигареты, еду и напитки, тем более, когда они были честно свистнуты у кого-нибудь - сам он покупал только то, что в итоге сливалось в унитаз, такая вот несудьба. Сигарета была любопытная, тёмно-синяя - молодой человек даже покрутил её в пальцах, прежде чем прикурить от спасшейся в переднем кармане зажигалки. И табак хороший. Хорошим по умолчанию считалось всё то, после чего рот не ощущался подъездом со сломанным кодовым замком; убивающие сердце недорогие ментоловые только чуть-чуть потеснились, чтобы уступить этим место в личном рейтинге.
- Ты нашёл самый короткий путь к моему сердцу, - Тёма отдавал себе отчёт, что сей путь едва ли будет занесён в навигатор Чернышёва, но нужно же было
как-то поблагодарить. И он хотя бы успел это сделать, прежде чем заткнуться в лёгком недоумении.
Что, c громкой связью так припекло? Уже и поборники чести тупыми стали, а фразы - развёрнутыми. Аксёнов на секунду почувствовал яйца Луки в своей руке, но с интимными частями тела привык обращаться нежно, а потому о шантаже даже не задумался, к счастью для себя. Про извращенцев мелькнуло тут же. Всё, значит, нормально у него. Под контролем.
- Ну, мы уже выпустили стенгазету на прошлой неделе, - Артём и не пытался возмутиться, уверенный, что брань на вороте не виснет, если никто не видел, как он её проглотил. - А до следующего номера либо я забуду, либо что-нибудь поинтереснее произойдёт - считай, повезло, - он мог бы степенно добавить, что удача Луки сильнее его удачи... Нет, он не мог бы. И добавил совершенно другое.
- А ты часто людей убиваешь, да? - нелепая громкая связь никак не давала ему покоя. Конечно, Тёме не следовало подкидывать Чернышёву повод осуществить свою мечту, избавившись разом и от свидетеля, и от скота. А с другой стороны, молодой человек никогда не бывал в тайге. Его в тайгу ни разу и не посылали, а тут вдруг нарисовался реальный шанс отправиться в неё за чужой счёт и Артём подсознательно не собирался его упускать.

Отредактировано Артём Аксёнов (2014-06-19 00:59:37)

- Я не подумал, - отвлечённо признался Тёма - такие признания он мог бы делать хоть по сто штук на дню, за всю сотню не соврав ни разу. Прямая дорога под колёсами внедорожника внезапно слилась со сложно проходимой трассой, по которой покатил их диалог, и если Чернышёв вёл уверенно на обеих, то мыслемобиль Аксёнова не вписывался в неожиданные повороты и его ресурсы были направлены на то, чтобы как-то вырулить.
Странно это было, вообще. Переброска короткими фразами перерастала в полноценный диалог, словно опухоль, захватывающая мозг, ничем не отличаясь по сути. Та же система, тот же алгоритм: одна раковая клетка порождает множество других, один дурацкий вопрос из нескольких слов - ответ из нескольких десятков слов. Претендующих на здравый смысл, но и те же раковые клетки на первых стадиях преспокойно выдают себя за здоровые. Рак речи - звучит гордо, а если бы было время поиграться с омоформами, то из метафоры молодой человек конфетку бы слепил. 
Но времени не было, как не было и сил противиться соблазну ответить таким же умным тоном и с таким же серьёзным видом. Хорошего-то разговор не обещал: только лишнее напряжение нервов и извилин, понимание чего свербило где-то на краю сознания. И было оно немного похоже на то, глубинное, которое появляется вместе с прижатым к губам краем жестяной банки, когда автоматически глотаешь, уже зная, что после стошнит.
Артём выдохнул, обрабатывая щедро выданную информацию и стараясь хотя бы вникнуть в неё, чувствуя себя стареньким компом, изнемогающий под кучей загрузок - чуть ли не жужжал. Нет, ну он действительно никак не мог устоять, это было просто нереально.
- Нет, - не слишком решительно начал Аксёнов, пока только нащупывая почву. Мало того, что зыбкую, так ещё и статистика, которую Тёма не выносил - проценты даже брехне собачьей придавали вес и вот теперь собирались навалиться на него всей тяжестью. - Нет. С таким же успехом можно интересы потребителей питьевой воды исследовать - ну, это ш стенгазета, а не журнал какой. Её за месяц только ленивый не прочтёт, - процесс пошёл, пошёл, пошёл хромоногий шатающийся процесс с костылём в дрожащей руке, - особенно, если приляпать картинку покрасивше и побольше, но ладно, не в том дело. Ты обобщённое берёшь, а работать нужно с частным. Проблема наркомании - общее, личность - частное. Короче говоря, то, што люди умирают от передоза - это очевидно и мало кого волнует, зато, если лыжи двинет какой-то конкретный Вася, то Васю будут не то што до выпуска вспоминать и обсуждать, про него ещё детям и внукам потом расскажут, мол, был такой-сякой Вася в нашем институте, был, да всплыл, - молодой человек аж замолк на секунду, завороженный стремительным полётом собственной мысли, за которой, если честно, не совсем успевал. Но всё логично, вроде бы? Вроде как. Тёма погладил себя внутреннего по голове, переводя дух перед продолжением забега. - Ну и вот. Подробности о Васе будут пользоваться спросом, естественно. Каким был, каким стал, каким в гроб клали, мама-папа-любимая собака, пятое-десятое... Из тебя можно было бы такого Васю сваять - закачаешься. Но всё это бессмысленно, - без выражения закруглил он, словно бы теряя всякий интерес к дискуссии, - поскольку интервью ты мне не дашь.
Нет, ну какие всё-таки занимательные трещины оставила на стекле его спина.
А пока Артём запихивал поглубже тон крутого профессионала, который, может быть, включился несколько преждевременно на втором-то месяце первого курса, Лука вдавил педаль тормоза, и спросить у него про Семёнову молодой человек уже не успел, осторожно выкарабкиваясь из салона на свет Божий. Хотя как раз светом там, снаружи, и не пахло: всего и было солнечного, что улыбка заторопившегося в направлении Чернышёва хозяина здешних мест, да и та слиняла с лица скорее, чем краска со свежевыстиранной китайской футболки.
Этот пример оказался заразительным - Аксёнов слинял вслед за ней, переведя душевный хлопок по плечу, как универсальный жест: «шёл бы ты погулять, парень». Хотелось бы отреагировать на третье и единственное чем-то, кроме внимательного взгляда и памятного узелка на обласканной нано-извилине, и ещё в кои-то веки ему хотелось именно домой - к сухой одежде и чайнику, ожидающему своего часа на газовой конфорке. После автомобильной печки контраст температур стал особенно бодрящим - Артём принялся за освоение спортивной ходьбы и, судя по весёлой жестикуляции весёлого Андрея, имел предостаточно времени для тренировок.
Но оно кончилось, потому что всему свойственно рано или поздно кончаться.
И закончилось не только оно.
- Спасибо, Андрей Константинович, - вежливо и примерно поблагодарил Артём, успев даже смазано улыбнуться, прежде чем уделить Чернышёву всё своё внимание без остатка - как же он бесил; невозможно уже было поверить, что такая формулировка сложилась ненамеренно. - Лука. Продолжай, пожалуйста. Натурой - это интересно, - упомянутый интерес молодой человек распределил ровным слоем по пространству между чёрными ботинками и чёрными же корнями волос, воображая себе гигантский бутерброд - основная масса неизбежно пришлась на чёрное пальто, не то что бы способное чем-то удивить. - Очень. Но не совсем чётко и конкретно. Лошадь, Лука, - Тёма звонко цокнул языком, - лошадь напрашивается сама собой, это самый логичный вариант. Давай арендуем тебе лошадь на месяц? Сегодня же, - он вопросительно приподнял брови, не дождавшись немедленного счастливого согласия - мол, как же так? Но если нечего предложить на выбор, то, считай, предложить вообще нечего: у него, разумеется, была припасена и альтернатива про запас. - Или, если хочешь, штобы она прямо совсем твоей личной была, я куплю тебе одну шестую. Но, к сожалению, ни один нормальный заводчик не продаст мне часть лошади, поэтому... Придётся приобрести её эквивалентно. Ну, в виде конской тушёнки. Как-то так, - Тёма развёл руками, абстрактно показывая заявленное «как-то так» - «как-то так» было кривой параболой, заключившей в себе крышу автосервиса, тротуар и правую ногу Андрея от бедра до икры.
Вот так как-то.
Нет, ближе к девятнадцати годам Аксёнов умел объясняться с людьми вполне нормально, но с Чернышёвым... С Чернышёвым - только кривыми параболами. Просто из солидарности с бедной Катей: как ни пытайся уладить, на какой козе ни подъезжай - а в ответ этот вот взгляд доисторической сельди, вмороженной в айсберг и наблюдавшей оттуда гибель «Титаника», да рот, брезгливо сжатый в куриную гузку. Ну нафиг, обидно же.
- Знаешь, я бы посоветовал взять тушёнкой, - Артём потёр холодную шею холодной ладонью, уже сживаясь с местным пейзажем. - Она под макароны хорошо идёт.

Отредактировано Артём Аксёнов (2014-06-29 22:19:54)